Эратийские хроники. Темный гном
Шрифт:
Но стоило Глазастику решить, что надо уже вернуться до ближайшего перекрестка и попробовать другой путь, как ему на глаза попалась ржавая лестница, основание которой обросло обильной бахромой подозрительного происхождения.
Гоблин, тешась последней надеждой, взобрался наверх и приложил ухо к металлическому блину. Сквозь вентиляционные отверстия проглядывала чистейшая тьма.
Снаружи было тихо. Даже подозрительно. Еще пару минут гоблин прислушивался, но ни звука не доносилось сверху.
Глазастик
На тонких, но сильных руках выступили жилы. Он скрежетнул зубами, но люк не поддался даже на волосок.. Джеремия устало покачал головой.
– Наверное, замуровано.
– Отвали!
– рявкнул Гернор.
– Дай, я у попробую. Глядишь, у меня силушки-то и поболей!
Он взобрался на место Глазастика. Уперся в люк и с отчаянным пыхтеньем надавил.
На миг гоблину показалось, что сейчас у человека вылезут глаза из орбит.
Глаза остались на месте, а люк с немелодичным скрежетом сдвинулся вверх. Еще немного — и Гернор полностью поднял его и откинул в сторону. Чугун глухо звякнул.
– Вот так!
– выдохнул ополченец и полез наверх. Вслед за ним отправился и Джеремия.
Здесь же было темно так, словно они не поднялись, а спустились в очередные гномьи подземелья. Гернор на ощупь двинулся вперед и тут же остановился, налетев на что-то массивное и выпуклое. Судя по шороху, он ощупал препятствие.
– Какие-то бочки...
Глазастик зашарил руками в обратной стороне и вскоре наткнулся на стену, он пробежался по ней чувствительными пальцами. И через пару футов наткнулись на крюк, вбитый в стену, на котором болталось нечто вроде стеклянного фиала в металлическом корпусе. Он нащупал маленький верньер в основании и провернул его. Сухой щелчок отозвался ему. Еще раз и еще. Наконец, искра попала на горючее масло, и огонь разогнал окружающую тьму. В руках у гоблина была дварфская самозапальная лампа. Он снял ее с крюка и поднял над головой.
– Что за...
Их окружали почти бесконечные ряды бочек, высоких — Гернору под грудь, или почти с рост дварфов. Они уходили в темноту, одинаковые, проконопаченные смолой от влаги и помеченные одной и той же руной. Ополченец опустился на колени и провел рукой по каменному полу, присыпанному какой-то черной пылью.
Понюхал пальцы, даже на вкус попробовал и с отвращением сплюнул.
Гернор выпрямился, на его лице застыло смешанное выражение.
– Дхар!
– выдавил он сквозь зубы.
– Что?
– Джеремия с таким же умным видом тоже поелозил пальцами по полу. Пыль оставляла черные разводы на коже и пахла чем-то едким. Алхимическим.
– Это гномий порошок!
– Который взрывается?
– Он самый, - рассеянно кивнул Гернор.
–
– Дорогой, наверное?
– Безусловно!
Вдалеке замелькал огонек, послышались голоса и топот.
– Вниз!
– вдохнул Гернор и прижал Джеремию к полу, спрятав за бочками. Попытался затушить лампу, но сильный густой бас разнесся по хранилищу гномьего порошка:
– Назовись!
– А может того...
– прошептал Глазастик, - назовемся?
– И что ты скажешь?
– оскалился ополченец и потянул рыжачок заслонки, перекрывая доступ .
– Мы военнопленные, сбежали от Орды и прячемся у вас на складе взрывчатого порошка? На каком слове они снимут тебе голову? На «военноепленные» или, если повезет» дотерпят до порошка? Так что заткнись.
Он потушил лампу. А огонек, преследующий их, разделился на несколько отдельных ламп. Зазвучал рокот гномьего языка.
– Уходим обратно, - прошептал Джеремия, - они наверняка заметили наш свет и ориентируются здесь лучше нас.
– Разумно, - ответил невидимый в темноте Гернор и, судя по шуршанию, начал пробираться к канализации.
8.
Магистрат был окружен беженцами и воинами. Первые все прибывали к нему, а вторые, наоборот, - убывали. И при этом с пугающей быстротой. Гражданских, перепуганных, воинственных в своем отчаянии, возмущенных и чересчур активных было слишком много.
Мирос, окруженный своими бойцами, прошел к входу. И перед ним расступились: голоса затихали, только в глубине всхлипывали дети и перешептывались замужние матроны, степенные торговцы провожали тяжелыми взглядами не его, а носилки Дагона Длинноносого. Стража, стоявшая на вратах во внутренний дворик, расступилась без лишних слов, оттеснив чересчур торопливых.
Внутри царила сдержанная деловитость. Никаких выкриков, шума, отчаянных разговоров и посиделок — каждый занят своим делом. Мирос передал Мастера врат медикусам Магистрата, удостоверился, что им займутся в первую очередь. Хотя в глубине души подозревал — это все для того, чтобы он от них отцепился. Слишком много работы, чтобы препираться с очередным просителем. Да и сам Длинноносый не выглядел уже жильцом.
Мастер-капитан взбежал по мраморной лестнице в Приемный зал. Внутри кафедра и кресло магистра были сдвинуты в сторону, а всю центральную часть зала занимал огромный стол, на котором расстелили подробную карту Марана. Возле нее суетились высшие командиры стражи и чиновники Магистрата. Последние явно чувствовали себя не в своей тарелке. Первый топор тут принадлежал капитанам наемничьих отрядов трунов. Сложив руки за спиной, с лишенным какого-либо выражения лицом, за всем эти наблюдал бурмейстер Марана Дарзар Всерукий.