Эратийские хроники. Темный гном
Шрифт:
– О, Предок!
– выдохнул в отчаянии Дагон и упал прямо в руки Мироса.
– Уходи и предупреди остальных. Пусть... пусть вызывают станов, пусть опустошат все казармы. Призовите трунов, но остановите проклятых степняков!
– Но...
– Там, за стеной остались еще тысячи степняков. Конечно, женщины и дети, но сколько еще воинов спрятались от нашего взора — неизвестно.
– Хорошо, я все передам.
Мирос-Торговец выпрямился и кивнул сержантам.
– Забирайте его и уходим — вы все слышите. И мы должны успеть, прежде...
Что
Дым ел глаза, но, смахнув набежавшие слезы, он наконец смог разглядеть, как облако, повисшее над Привратной площадью, медленно рассеивается под ударами осенних пассатов. Но когда он наконец увидел тракт, ведущий к вратам Марана, он пожелал, чтобы дым вернулся. Там, за быстро тающей пеленой, к городу приближалась грязно-черная волна, увенчанная на гребне многочисленными знаменами: разноцветными тряпками и волосяными бунчуками.
– Отряд!
– выкрикнул Мирос, грохнув щитом о землю. Он выпрямился, пристально вглядываясь в ряды степной армии, такой разнородной и такой... грозной.
– Стройся!
Простые уты: ремесленники, рабочие, торговцы и моряки — они все готовы были умереть. Не слишком умелые в военном деле, но решимости им было не занимать. Ни фута родных шахт, как говаривали предки, или, что правильнее сейчас, ни пяди родной земли, родного города. До тех пор, пока по туннелям Королевского хребта не пройдут дружины воинов-жрецов Стангарона и наемные отряды Трунгарона. И не выбьют степную нечисть из города.
– Нет!
– выдохнул Дагон.
– Не смей! Только не сейчас. Вы должны уходить...
– Дварфы не отступают, - процедил мастер-капитан сквозь крепко сжатые зубы.
– Никогда.
– Дурак!
– чуть не выкрикнул мастер врат.
– Ты круглый дурак! Кто, если не ты, предупредит об Орде? Сейчас наши братья сражаются в городе, а потом степняки ударят им в спину. Вот чего стоит твое геройство! Так что уходи...
Мирос дернулся, словно от пощечины. «Дурак, действительно — дурак». Об этом можно было и подумать с самого начала. Ну, что с него взять — торговец.
– Ладно, - он тяжело кивнул, признавая правоту Дагона, - ребята, забирайте мастера и уходим.
Воины сложили параллельно две алебарды, перевязали их плащами и с огромной осторожностью уложили на них Дагона Длинноносого. Он смертно побледнел от боли, но и разу не вскрикнул. Не зря говорят, что дварфы сделаны из камня.
Сформировав отряд, Мирос-Торговец оглянулся на наступающий вал на мгновение, а после, махнув рукой, двинулся обратно в Маран, прочь от разрушенных врат и заваленной телами павших площади. Он обещал себе, что вернется сюда, чтобы всех почтить каменным погребением.
7.
– Близок дух свободы!
– протянул Гернор, смотря, как стоки, мутные, переполненные подозрительными сгустками, обрушиваются водопадом вниз и тонут в бурлящей
Было не слишком высоко: футов тридцать-сорок по достаточном пологому склону, заканчивающимся узким песчаным берегом. Редкие камни были тщательно облизаны волнами, маслянисто блестели. Грязно-желтая, вплоть до насыщенных коричневых оттенков пена оседала на песке ребристыми следами. Вдалеке в сизой морской дымке белели паруса ушедших корбалей.
Но берег был также недоступен, как если бы к нему вес отвесный двухмильный склон, а внизу бы пенистые буруны выгрызали из гранита острые скальные зубья. От спасения Джеремию отдеялала железная, покрытая подозрительными лохмотьями осадка решетка. Черные прутья были толщиной с его запястье. Между ними он еще мог просунуть голову, но чтобы вытянуть ее обратно надо было обрубать уши.
Рисковать ими не хотелось, поэтому Джеремия, упершись руками в решетку, с горечью смотрел вниз на тугую струю городских отходов, бившую из канализации.
– … Но дышать им будем не мы и не сейчас, - закончил тираду Гернор и сочувственно похлопал Глазастика по загривку.
Гоблин едва не въехал носом в перекрестье решетки — сочувствие больше походило на подзатыльник.
– Попытка была хорошая, но удача нам изменила. Ты когда в последней раз приносил своей богине жертвы?
Джеремия отвернулся: он был здравомыслящим гоблином и последнее приношение Джулии видел, когда его мать приводила маленького Глазастика в лесное святилище.
Он прикусил губу, но, чувствуя, что сейчас изжует ее до крови, успокоился.
– Поищем другой выход. Попробуем бежать из города поверху — все равно дварфам сейчас будет не до нас.
– Главное не унывать, правда?
– ухмыльнулся Гернор и, развернувшись, пошлепал по склизкой грязи вглубь канализации.
Джеремия двинулся следом. После морской свежести едкий аммиачный дух вернулся вновь и пришлось привыкать к нему заново.
Они вернулись до перекрестка и двинулись в противоположную сторону от той, откуда пришли. Вскоре туннель стал уверенно забирать вверх, кое-где кирпич сменился скальной породой со следами грубой обработки. Вверху снова появились окошки, забранные узорчатой чугунной решеткой — уличные стоки.
Попадались и люки с металлическими лестницами, ведущими наверх. Но стоило Джеремию подняться, как он останавливался: снаружи доносились встревоженные крики и тяжелая гномья речь, перемежающаяся словами на всеобщем.
– Не пойдет, - заключал гоблин, спускался и они шли дальше.
Вскоре неразлучная благодаря цепи пара оказалась в глухой части канализации, где не было ни стоков, ни люков. Стены из кирпича окончательно сменились кое-как обтесанными каменными сводами, обросшими толстой шубой светящейся плесени, а от потока остались лишь окаменевшие отложения и тонкий исчезающий ручеек. Стоило признать, понял Джеремия, они заблудились окончательно. И, судя по хмурой морде, это дошло и до Гернора.