Ересь Хоруса. Омнибус. Том II
Шрифт:
Никогда прежде он не терял настолько самообладание. Убийство было одним делом, они были рождены для этого, а вот причинение боли… Оно было свойственно варварству, что предшествовало Единству.
Тихо прозвучал дверной звонок. Есугэй поднялся и подошел к раковине в стене каюты. Открылась дверь.
— Я вовремя? — спросил Кса’вен, стоя в дверном проеме.
— Вполне.
Саламандр вошел, немного наклонившись.
— Тот же сон?
— Да.
— Ты видел что-нибудь еще?
— Нет. То же самое. Если
Кса’вен грустно улыбнулся.
— Похоже на Ноктюрн. В остальном нет.
Есугэй плеснул воды на лицо, смывая пот.
— Насчет Ледака…
— Я понимаю, поверь. Мы должны решить, не слишком ли он опасен, чтобы оставлять в живых.
— А как, по-твоему?
— В данный момент нет. Он все еще может быть полезен.
Есугэй потянулся за грубым полотенцем.
— Но ты пришел не для того, чтобы поговорить о Ледаке.
— Хенрикос кое-что нашел.
— Вот оно что, — Есугэй набросил плащ цвета слоновой кости. Прикосновение было холодным. — Хорошие новости?
— Ты мне скажешь, — ответил Кса’вен.
Они взяли шаттл. По всему корпусу «Серповидной луны» копошились техники, исправляя повреждения, полученные при варп-прыжке. «Гесиод» висел в стороне темно-серой громадой, отражая слабый свет. Из всех кораблей в наилучшем состоянии был «Воркаудар», хотя Несущие Слово сделали все, что осквернить его некогда гордые очертания, длинный нос был покрыт глифами, из-за чего корабль выглядел почти, как судно ксеносов.
— Итак, ты собирался рассказать мне о Никее, — сказал Кса’вен.
Есугэй отвел взгляд от иллюминаторов.
— Собирался.
Кса’вен расслаблено сидел в каюте экипажа, положив руки на колени и ожидая.
Есугэй сделал глубокий вдох.
— Что ты уже знаешь?
— Только то, что известие об указе пришло быстро, и Вулкан тут же ввел его в действие. К тому времени, как до нас дошли новости об Исстване III, в нашем Легионе не было действующих библиариев.
Есугэй покачал головой, не веря своим ушам.
— Что вы сделали с ними?
Кса’вен пожал плечами.
— Они дали клятвы. И вернулись в строевые части. Я не знаю, сколько пережили резню. Может быть никто.
— А вы никогда, хотя бы раз, не задумывались, что это безумие? Что вы отказались от своей силы?
— Некоторые так считали. Помню были споры, — Кса’вен посмотрел на свои перчатки. — Но это был приказ от самого Императора. Мы — верный Легион.
— Надеюсь, остальные менее верны. Не могу представить, что Волки отказываются от своих жрецов.
Кса’вен одобрительно фыркнул.
— Но там был Русс.
— На Никее? Неизвестно. Он не выступал. Хотя он и Вальдор были рядом, а все место кишело кустодиями.
Есугэй прислонился к стенке отсека, вспоминая.
— В тот момент я полагал, что это в самом деле дискуссия. Арена была заполнена.
Кса’вен слушал. Есугэю не нравилось слишком подробно вспоминать те дни, но он все равно продолжал говорить. Пока его губы шевелились, в памяти возникали образы.
— Меня не должно было быть там, — сказал он. — Это была роль для Хана. Он говорил об этом с другими.
— Другими?
— В основном с Магнусом. А также с Сангвинием. Их было трое. Магнус был главным, самым могучим, но не единственным. Сангвиний всегда был восприимчивым. Думаю, в некотором смысле он был ближе всех к эфиру. Но в этом вопросе Хан всегда был с ним заодно. Он составил большую часть правил для библиариуса, хотя его имя никогда не упоминалось в записях.
Кса’вен выглядел скептически.
— Никогда не слышал об этом.
— Еще бы, — улыбнулся Есугэй. — Ты и не мог слышать. Как я тебе говорил — Магнус никогда не хотел библиариуса. Он желал, чтобы каждый псайкер высвободил весь свой потенциал. «Изучите его целиком», — говорил он. Ни ограничений, ни руководства. У Тысячи Сынов были тутеларии, которые порхали рядом и разговаривали с ними, хотя мы не видели их. Такие силы опасны и нуждаются в сдерживании, поэтому Хан и Ангел создали структуру. Они ограничили способности псайкеров. На Чогорисе мы называли эту практику Путем Небес. «Сойди с него, — говорили мы им, — и варп поглотит твою душу».
— Значит, ты знал, что это опасно.
— Конечно! А что неопасно? Твоя Прометеева вера опасна. Жизнь во вселенной опасна. Мы балансируем на тонкой грани. Были те, кто считал нас колдунами, заслуживающими костра, и те, кто видел в нас богов. Ни одна из сторон не должны была выигрывать этот спор.
— Но они выиграли. Охотники на колдунов.
Есугэй кивнул.
— После Никеи я долгое время полагал, что эту ошибку исправят. К тому времени, как мы узнали, что решение окончательно, Легионы уже были реорганизованы. Так быстро! Ты не задумывался, что мы всегда с охотой отказываемся от своей силы.
— Как это случилось?
— Я выступил, — печально произнес Есугэй, вспоминая. — Неумело. Говорить пришлось на готике, и поэтому я справился не лучшим образом. Непонятно откуда взялось чувство подавленности. Магнус тоже взял слово. Он сделал то, чего мы опасались — зашел слишком далеко. Он никогда не понимал, сколько страха вызывал. Если бы он встал и сказал: «Мы знаем, что должны провести реорганизацию, знаем, что должны быть осторожными», тогда мы могли бы выиграть. Но нет, он поучал о знании и могуществе, изображая из себя пророка. Я начал волноваться именно в тот момент, когда услышал его слова.