Ересь Хоруса. Омнибус. Том II

Торп Гэв

— Знаю.

— Тогда ты должен также знать, в какой опасности находишься.

— Увы, да.

— Тебе известно, почему Несущие Слово прибыли сюда?

— Нет.

Саламандр развернулся. Гвардеец Ворона медленно покачал головой, что заставило его огнеокого товарища вновь грозно надвинуться на Себатона.

— Не лги мне.

— Это правда. Я понятия не имею, что им надо — как, кстати, и вы.

Это был смелый ход. И немного безрассудный.

— Ну, — ответил Саламандр, откидывая фиксаторы вокруг шлема, — эту проблему решить легко.

Он

снял шлем, под которым оказалось угольно-черное лицо с полыхавшими огнями вместо глаз. В число предоставленных Себатону данных входили пикт-изображения, но даже они не могли подготовить к увиденному, и он обомлел.

— Я хочу узнать все, что ты знаешь, — сказал Саламандр. — И я хочу узнать это… сейчас же.

С этими воинами что-то случилось, что-то изменило их глубоко внутри.

— Кто вы? Что вы вообще здесь делаете?

— Я уже один раз приказал тебе не задавать вопросов.

Саламандр с какой-то зловещестью отступил и поманил товарища:

— Хриак…

Псайкер, казалось, и не пошевелился, но вдруг оказался рядом. Вблизи Себатону стало видно, что тот носил поверх силовой брони изорванный серый плащ, а к коническому носу шлема крепилось несколько талисманов из птичьих костей. Определенно Гвардеец Ворона. Несколько легионов носили черное, но после внимательного взгляда предположение Себатона подтвердилось. Астартес-псайкер, известный как библиарий. Легионам запрещалось их использовать, но тот эдикт, должно быть, отменили под давлением обстоятельств. В вытянутой руке Ворон держал грозовой шар, наполненный темными молниями, — сама буря неистовствовала на его ладони.

Невероятно. Какая же сила воли требовалась для такого мастерского контроля.

Себатон дернулся, поняв, что сейчас эту бурю используют на нем, но стальные пальцы держали крепко. Бионические пальцы — он слышал, как скрипнули в них машинные детали, когда они согнулись и больно впились в плечо.

— Осторожней, я вам не враг, — сказал Себатон.

— Мы знаем, — отозвался воин за его спиной — тот, который говорил со странным механическим отзвуком.

— В противном случае, — добавил Саламандр, — ты был бы уже мертв. А если после того, как Хриак тебя прочитает, окажется, что ты нам все же враг, я прикажу Домаду выдернуть тебе позвоночник.

Себатон в этом не сомневался. Домад принадлежал к Десятому легиону, к Железным Рукам, а они не славились милосердием. Его присутствие вызывало новые вопросы. Все три легионера принадлежали к армиям, почти полностью уничтоженным на Исстване-V. Однако они оказались здесь, объединенные какой-то общей целью.

Себатон подозревал, что ей была месть.

— Что-то у нас знакомство не очень удачно началось, — сказал он. — Ни к чему все это.

— Твои просьбы никого не тронут, — просипел Хриак. Похоже, голос ему испортила какая-то старая травма, но из-за шлема ее не было видно. Голос вызывал ассоциации с холодным ветром, перебирающим сухими листьями, с мертвой, безлюдной зимой и костями, лежащими под снегом.

Мгновение спустя молния коснулась его лба.

Холодное, жуткое пламя

обожгло Себатона. Пробираясь внутрь огненными щупальцами, оно опустошало разум, медленно разрушало мысленные барьеры, что он возвел когда-то для защиты от вмешательств. Впиваясь глубже, распространяясь повсюду, оно обыскивало все. Его сознание походило на лабиринт, но Хриак был легионерским псайкером и летел сквозь него со стремительностью птицы.

Он подумал об утонувшем мальчике, чье лицо белело под водой.

Голос Хриака прозвучал в воспоминании эхом с далекого горизонта, где небо полнилось грозовыми тучами.

— Он что-то скрывает…

Себатон стоял на берегу водосборного бассейна с крюком и сеткой в руке, готовый вылавливать ценности. Он приковал себя к этому месту, словно якорем, сброшенным в море времени, и проигрывал воспоминание снова и снова. Как он вступает в воду, как чувствует прикосновение ногтей к голой коже. Как та горит, когда они впиваются. Как остаются пять красных ранок, как сжимается рука, словно моля ребенка спуститься под воду к остальным проклятым.

Молния рассекла темное, грозное небо. Продолжая стоять по щиколотку в мутной воде, Себатон прикрыл рукой глаза, но буря неистовствовала и за ними.

— Не сопротивляйся… — пророкотал гром.

Себатон не сдавался, как не сдавался и утонувший мальчик, все державший его за щиколотку.

— Отпусти меня, — простонал он одновременно голосами ребенка и взрослого, чьи реальности слились.

— Пожалуйста…

— Отпусти его, — послышался словно издалека голос, вернув Себатона из полубессознательного состояния. Боль утихла, глаза удалось открыть, но насилие не забылось.

Библиарий Хриак стоял перед ним. Темная молния исчезла из его руки.

Хриак прошипел:

— Леодракк, он псайкер.

Себатон сделал вывод, что так звали Саламандра.

— Что ты узнал, Хриак? — спросил Домад.

— Несмотря на попытки скрыться за детской эмоциональной травмой, очевидно, что он не тот, за кого себя выдает. Он нашел нечто в каких-то руинах, в удаленном секторе города. Но этот предмет, кажется, больше не у него.

Леодракк поменялся с Хриаком местами, чтобы продолжить допрос.

— Изменники прилетели сюда с какой-то темной целью. И почему-то они также искали тебя. А теперь, — сказал он, наставляя на Себатона болтер, так что черное уродливое чрево оказалось прямо перед его глазами, — я спрашиваю тебя в последний раз. Кто ты и что ты делаешь в Раносе?

Себатон осознал, что находится в куда более опасном положении, чем думал раньше. Его не спасли — он просто сменил одного возможного захватчика на другого. Эти воины были верными слугами Императора, но внутри них что-то сломалось. Они были близки к отчаянию, даже к обреченности. Их изранили, и не только физически. Нанесенные им раны никогда не заживут — как не заживали пять маленьких отметин на ноге Себатона.

Себатон сполз по стулу, но взглянул Саламандру в глаза.

— Я Керен Себатон. Я археолог, и я приехал сюда, чтобы раскапывать реликвии.