Ересь Хоруса. Омнибус. Том II
Шрифт:
Грамматик лежал, опустив голову, как ему и сказали, за технодесантником и разведчиком.
Он услышал, как Нумеон прокричал имя брата, и почувствовал дрожь пола, когда они оба вскочили на ноги.
Один за другим раздались два выстрела — близнецы тех, что возвестили о смерти Варте и Трио.
Полсекундой позже он прочитал по губам технодесантника:
— С сорока семи и шести до восьмидесяти трех. Скользящий огонь.
Напряженную тишину разрезал визг сервоприводов: гусеничная пушка технодесантника
Грамматик понял, что его задело, еще до того, как кровь начала пропитывать одежду и холод окатил хрупкое человеческое тело, распоротое настежь.
Городской пейзаж расцвел чередой взрывов. Лазерный разрушитель, установленный на «Рапире», разносил жилые дома, мануфакторумы и прочие здания на части. Обломки плотным дождем сыпались с уничтожаемых фасадов, от раскалываемых колонн и из тщательно опустошаемых помещений.
Пронзительно и отрывисто жужжа, лазерный разрушитель поливал участок, определенный оператором, непрерывным потоком лучей. Он прекратился лишь тогда, когда «Рапира» была вынуждена отключиться для экстренного охлаждения.
Облака пыли еще рассеивались и последние немногочисленные обломки с опозданием падали на улицу, когда Нумеон и прочие показались из-за укрытия.
Хелон, Узак и Шака были мертвы. Их тела лежали на площадке за автостоянкой.
Домад вышел вперед через узкий проем между секциями внешней стены. Его бионический глаз продолжал сканировать пространство в поисках движения и источников тепла.
— Там ничего нет. Видимые цели отсутствуют.
Пергеллен подтвердил его слова, установив прицел обратно на винтовку, но все же продолжил наблюдать за местностью.
— Будьте оба настороже, — сказал Нумеон, направляясь к Леодракку, чтобы помочь ему подняться.
Нумеон повалил его, когда тот попытался привлечь внимание стрелков, отчего они оба покатились по земле.
На броне Леодракка, вдоль бока, была отметина — что-то прочертило в металле неглубокую царапину.
— Рикошет, — сказал он, с ворчанием поднимаясь без помощи Нумеона. — Повезло.
— Больше, чем им, — ответил Нумеон, а повернувшись, чтобы указать на мертвых товарищей, заметил лежащего ничком Грамматика.
Повернутое в сторону лицо человека было искажено в гримасе боли. Он держался за бок, и почти вся его рука была залита кровью.
Нумеон нахмурился, поняв, куда отклонился снаряд.
— Проклятье.
Нарек выдернул Дагона из-под обломков. Судя по всему, на него обрушилось несколько этажей, пока снайпер бежал к выходу.
— Я говорил тебе не задерживаться, — сказал Нарек, отпуская Дагона, чтобы тот мог отряхнуть броню и прокашляться от пыли, попавшей в легкие. Его шлем пришел в негодность: кусок каменной плиты или балки погнул металл, разбив
Встретив его взгляд, Нарек решил, что настоящее лицо Дагона гораздо страшней.
Надбровные дуги, нос и скулы приподнялись, а кожа между ними запала, как у старика. У нее был слегка медный оттенок, но не как у металла, а скорее как у масла, и он едва заметно менялся в зависимости от того, как падал на лицо свет. Но самым жутким были два костяных нароста по бокам лба. Бывшие пока в зачаточном состоянии — но Нарек знал, что они продолжат расти тем длиннее, чем дольше Дагон будет находиться рядом с Элиасом.
Он чувствовал, что здесь — на Траорисе, в Раносе — реальность менялась. Ее вибрации ощущались внутри, словно ползающие под кожей личинки.
Но Нарек ничем не выдал свои мысли Дагону, который улыбнулся, продемонстрировав два ряда тонких клыков, пришедших на смену зубам.
— Ты сам сказал: четыре смерти.
Нарек проверил заряд винтовки, после чего закинул ее за плечо.
— Я насчитал троих, — ответил он.
— Человека задело шальной пулей.
— Ты должен был убить легионера, как было приказано.
— Он переместился.
— Значит, возместишь другим, — ответил Нарек и направился к выходу из развалин.
— Брат, его попросту вспороло. Ни один человек после такой раны не выживет. Четыре за четырех.
— Нет, Дагон. Мы застрелили троих. Даже если человек умрет, кровь берется за кровь. Легионерская — за легионерскую.
Дагон кивнул и последовал за наставником по разбитой улице.
— Мы вернемся за четвертым, — сказал ему Нарек через плечо. — А потом прикончим остальных.
Глава 10
Горящая плоть
Всех нас когда-то обжигало. На дне кострищ или во время клеймления в солиториумах — все мы когда-то касались пламени. Оно всегда оставляет шрамы, даже на нас. И мы носим их с гордостью и честью. Но шрамы, полученные в тот день, в том сражении, мы несем лишь со стыдом и горечью. Они — летопись на плоти, физическое напоминание обо всем, что мы потеряли, ожог, который даже огнерожденным доставляет боль.
Артелл Нумеон, капитан Погребальной стражи
Я был жив.
Как бы невероятно это ни звучало, я выжил в пламени. Я помнил жаровую трубу — или по крайней мере фрагменты того, что в ней со мной случилось. Я помнил, как покрывалась волдырями моя плоть, как смердел горящий жир, как застилал глаза дым от спекающегося мяса, как в них вскипала стекловидная жидкость.
Я сгорел дотла, обратился в пепел, оставил после себя лишь пыль. Лишь тень без тела, подобную тем, в которых так любил обитать мой брат-тюремщик.
Однако…