Еретическое путешествие к точке невозврата
Шрифт:
«Сейчас, – прозвучало у него в голове, – будет тяжело, но ты должен выдержать. И не отпускай рук ни в коем случае, иначе ты убьёшь его, а может, и себя. Готов? Готов!» – мысленно ответил Вольфгер.
И через сознание барона, через его руки хлынула сила. Вольфгер закрыл глаза, и перед его внутренним взором возникло тело больного, ставшее как бы полупрозрачным. Он видел, как холодные, бело-голубые потоки силы, истекающие из его рук, рвали в клочья, выгоняли из крови багрово-чёрные кляксы недуга, которые не могли устоять перед мощным напором магии неведомого существа.
«Всё! – внезапно
И голос исчез.
Вольфгер открыл глаза.
Отец Иона стоял на коленях и молился, прижав к груди Библию, баронесса, не скрываясь, плакала, а Ута смотрела на Вольфгера с изумлением и страхом.
Отец Иона громко и торжественно прочитал:
Уверовавших же будут сопровождать сии знамения: именем моим будут изгонять бесов, будут говорить новыми языками;
Будут брать змей; и если что смертоносное выпьют, не повредит им; возложат руки на больных, и они будут здоровы. [63]
63
Евангелие от Марка, Глава 16, Стихи 17,18.
Вольфгер взглянул в лицо старика. Тот по-прежнему лежал с закрытыми глазами, но предсмертная бледность исчезла, щёки порозовели. Теперь больной дышал свободно и ровно.
В порыве благодарности госпожа Ульрика сползла с кресла, поймала руку Вольфгера и попыталась поцеловать.
– Что вы, фрайфрау, зачем это? – испугался барон, осторожно высвобождая руку.
Он внезапно почувствовал, что по лбу у него струится пот, он весь, до белья промок, во рту страшно пересохло, и почему-то дёргается левое веко.
– Вина, – прохрипел он, – скорее, и побольше!
Август сорвался со своего поста у двери и выбежал из спальни.
Вольфгер бессильно осел в кресло, которое ему поспешно пододвинул отец Иона.
– Мой господин, вы, наверное, величайший целитель! Скажите, он… он… мой супруг будет жить? – со страхом спросила баронесса, заглядывая в глаза Вольфгеру.
– Он будет жить, – кивнул Вольфгер, – но мы успели в самую последнюю минуту. Благодарите Господа, что мы проплывали мимо, и ваш сын догадался остановить барку.
В спальню вбежал Август с кубком в руках. Услышав последние слова барона, он с благодарностью посмотрел на него и передал вместительный кубок.
Вольфгер отхлебнул и начал жадно пить, гулко глотая и давясь. В кубке было отличное красное вино, густое, терпкое и ароматное.
– Превосходное вино, молодой человек, – сказал Вольфгер, слегка задыхаясь и с сожалением возвращая пустой кубок.
– Это с нашего лучшего виноградника, – гордо пояснил Август, – он совсем маленький, поэтому его вино мы бережём для исключительных случаев. Я подумал, что сегодня как раз такой….
Вольфгер кивнул.
– Вот что, сегодня ваш батюшка будет спать, не надо его тревожить. Но будьте готовы к тому, что когда он проснётся, он будет постоянно мочиться, простите меня, за
Баронесса мелко кивала, утирая непрерывно катящиеся слёзы.
– Через три дня лечение нужно будет повторить, поэтому мы, с вашего разрешения, задержимся в замке до тех пор, пока не будем уверены, что ваш супруг окончательно победил хворь. Прикажите приготовить нам комнаты. А мне пусть натопят мыльню и приготовят свежее бельё.
***
После невероятно длинного и скучного ужина, состоящего из множества скверно приготовленных блюд, которые подавали неловкие крестьянские девушки, гостей наконец-то отвели в предназначенные им комнаты. Выяснилось, что в полуразрушенном замке пригодных для нормальной жизни комнат осталось немного, поэтому отец Иона ушёл спать на барку, а Ута и Алаэтэль должны были ночевать в одной спальне и даже в одной постели. Ута немедленно фыркнула и ушла спать к Вольфгеру, который, как главный лекарь, удостоился отдельной комнаты.
Они долго с подозрением рассматривали древнюю, изъеденную жучками кровать, прикидывая, не рухнет ли она под их тяжестью, наделав шума на весь замок.
– Не приведи господь, у нашего мебельного чудища отвалятся ножки, на шум прибежит этот потешный Август в кольчуге и с мечом, а мы тут…. Не вполне… гм… одетые, – хихикнула Ута.
– Что бы такого подложить под кровать? – задумчиво спросил сам себя Вольфгер, бродя по комнате, – может, поленья?
– Знаешь, на дровах мне ещё спать не доводилось, – заметила Ута, – на сеновале – было, а на дровах – нет. Кстати, разожги камин, здесь сыро и холодно, как на этой проклятущей барке! Хоть бы протопили комнату! Хотя, чтобы её прогреть, этой малости всё равно не хватит, – сказала она, указывая на поленницу, сложенную в камине, вот скупердяи!
Вольфгер похлопал себя по карманам:
– Проклятье! Забыл огниво в своём мешке….
– Пошарь на каминной полке, – посоветовала Ута.
Вольфгер подошёл к камину и встал на цыпочки.
– Умница! – сказал он, нащупав на полке допотопное огниво.
– Фу, какая гадость! – брезгливо пробормотала Ута, ныряя под одеяло, – бельё сырое, а от подушки несёт псиной, я, наверное, не засну здесь!
– Можно пойти спать на барку, – предложил Вольфгер, – но будет неудобно перед хозяевами, да и поздно уже.
Свечей в комнате не было, поэтому рассмотреть её убранство можно было только при пляшущем свете камина. Высокий сводчатый потолок поддерживали пилястры из серого камня, пол был каменный, застеленный соломой, на стенах качались от ночных сквозняков гобелены с тусклым рисунком. Из окна, забранного свинцовым переплётом, нещадно дуло, потому что нескольких стёклышек не хватало. Кроме кровати в комнате имелось несколько табуретов, поставец за занавеской и пюпитр для письма. В углу красовалась также ночная ваза, а на подоконнике стоял кувшин с водой, кубок и тазик.