Еретики Дюны

Герберт Фрэнк Патрик

— Это все, о чем ты долго и тяжко размышляла?

— Скажи мне, Тар, почему они напали на наш Оплот на Гамму и стерли его с лица земли?

— Вероятно, они охотились за гхолой Айдахо, хотели захватить его в плен или убить.

— С чего бы ему быть для них таким необходимым?

— Что ты мне стараешься сказать? — вопросила Тараза.

— Не могли ли развратницы действовать, исходя из открытого им тлейлаксанцами? Тар, а вдруг секретная программа, введенная народом Ваффа в нашего гхолу — это нечто делающее гхолу мужским эквивалентом Преподобных

Черниц?

Тараза подняла руку ко рту и быстро ее уронила, когда поняла, что слишком много выдает этим жестом. Слишком поздно. Неважно. Они все равно остаются двумя Преподобными Матерями, действующими заодно.

Одрейд сказала:

— А мы приказали Луцилле сделать его неотразимым для большинства женщин.

— Как долго Тлейлакс ведет дела с этими развратницами? — осведомилась Тараза.

Одрейд пожала плечами.

— Лучше задать вопрос так: как долго они имеют дело с их собственными Затерянными, возвращающимися из Рассеяния? Тлейлаксанец разговаривает с тлейлаксанцем, при этом многое тайное может стать явным.

— Чудесное предположение с твоей стороны, — сказала Тараза. — И чем оно, по-твоему, может быть ценно на практике?

— Ты знаешь это не хуже меня. Это объясняет многое.

Тараза заговорила с резкой горечью.

— И что ты теперь думаешь о нашем союзе с Тлейлаксом?

— Он еще более необходим, чем раньше. Нам нужно быть с внутренней стороны. Мы должны быть там, где сможем влиять на участников открытой борьбы.

— Богомерзость! — обрубила Тараза.

— Что?

— Этот гхола будто записывающее устройство в человеческом облике. Они подсадили его внутрь нашего Ордена. Если Тлейлакс наложит на него свои руки, то узнает многое о нас.

— Это было бы крайне неприятно.

— И весьма типично для них.

— Я согласна, что есть и другие подводные камни в нашей ситуации, — сказала Одрейд. — Но все эти доводы лишь говорят, что мы не сможем убить гхолу до тех пор, пока сами его не изучим.

— Это может оказаться очень поздно! Черт возьми твой союз, Дар! Ты предоставила им возможность ухватить нас… и дала нам возможность ухватиться за них — и никто из нас не решается разжать хватку.

— Разве это не идеальный союз?

Тараза вздохнула.

— Как скоро мы должны предоставить им доступ к нашим книгам племенного учета?

— Скоро. Очень скоро. Вафф подгоняет дело.

— Тогда, мы увидим их акслольтные… чаны?

— Это разумеется, тот рычаг, который я и использую. Он нехотя дал свое согласие.

— Все глубже и глубже в карманы друг друга, — проворчала Тараза.

Тоном полной невинности Одрейд заговорила:

— Идеальный союз, именно как я и сказала.

— Проклятие, проклятие, проклятие, — пробормотала Тараза. — А Тег разбудил исходную память гхолы!

— Но разве Луцилла…

— Я не знаю! — Тараза повернула к Одрейд угрюмое лицо и пересказала ей самые последние сообщения с Гамму: Тега и его отряд засекли, самые краткие сообщения о них, но ничего насчет Луциллы, составляются планы, чтобы вызволить их оттуда.

При

этом пересказе Тараза ощутила, как в голове ее возникает неприглядная картина. Что же такое этот гхола? Они всегда знали: Данканы Айдахо — это необыкновенные гхолы. Но сейчас с увеличенными способностями нервов и мускулов да плюс неизвестное, запрограммированное в него Тлейлаксом, — и он превращается в дубинку, которую держишь в руке, потому что знаешь, что она очень даже может понадобиться для сохранения жизни, но пламя при этом бежит к твоей плоти на ужасающей скорости.

Одрейд задумчиво проговорила:

— Старалась ли ты когда-нибудь вообразить, что это такое — быть гхолой, внезапно пробужденным в обновленной плоти?

— Что? Что ты…

— Осознавать, что твоя плоть выращена из клеток кадавра, — объяснила Одрейд. — Он ведь помнит свою собственную смерть.

— Айдахо никогда не были обыкновенными людьми, — сказала Тараза.

— Так же, как и тлейлаксанские Господины.

— Что ты пытаешься сказать?

Одрейд потерла лоб, выдав момент, чтобы пересмотреть свои мысли. Так трудно иметь дело с отвергающей привязанность, с той, чей взгляд на мир диктуется скрытой неугасимой яростью. В Таразе нет… нет отзывчивости, способности сочувствовать: она способна только выразить плоть и ощущения другого через логические построения.

— Пробуждение гхолы — это, должно быть, смертельное для него переживание, — сказала Одрейд, опуская руку. — Устоять в нем может только обладающий гигантской устойчивостью.

— Мы предполагаем, что тлейлаксанские Господины — это нечто большее, чем они представляются.

— А Данканы Айдахо?

— Конечно. С чего бы еще Тирану покупать их у тлейлаксанцев одного за другим?

Это направление спора представлялось Одрейд не имеющим цели. Она сказала:

— Айдахо были известны преданностью Атридесам, и мы должны помнить, что я — Атридес.

— По-твоему, верность привяжет этого гхолу к тебе?

— Особенно после Луциллы…

— Это может быть слишком опасным!

Одрейд откинулась на угол дивана, Тараза жаждала определенности. Жизни серийных гхол — это как меланж, обладавший разным вкусом в разных условиях. Откуда они могут быть уверены в своем гхоле?

— Тлейлаксанцы путаются с теми силами, которые произвели нашего Квизаца Хадераха, — пробормотала Тараза.

— По-твоему, именно поэтому они и требуют наши книги племенного учета?

— Да не знаю я, Дар, черт тебя возьми! Разве ты не видишь, что ты наделала?

— По-моему, у меня не было выбора, — сказала Одрейд.

Тараза изобразила холодную улыбку. Одрейд играла превосходно, но ее следовало поставить на место.

— По-твоему, я бы сделала то же самое? — спросила Тараза.

«Она так до сих пор и не видит, что со мной произошло», — подумала Одрейд. Тараза конечно ожидала, что чуткая к ее тайным пожеланиям Дар станет действовать независимо, но размах этой независимости потряс Верховный Совет. Тараза отказывалась замечать, как она сама к этому приложила руку.