Эрик, а также Ночная Стража, Ведьмы и Коэн-варвар
Шрифт:
Но Эсме Ветровоск такое крохотное царство не устраивало. Она была из других ведьм.
Нянюшка считала своим священным долгом не давать матушке Ветровоск заскучать. Яблоки, если разобраться, мелочь, ничтожная шпилька, такими штучками Эсме не проймешь. И тем не менее в ней проснулись легкая досада и ревность, стало быть, теперь ее очередь подстроить нянюшке мелкую пакость, такую, чтоб о ней знали только они вдвоем. И вот тогда день Эсме Ветровоск будет прожит не зря.
Нянюшка легко справилась бы с гневом подруги. Но не
Выражение «всякий развлекается как может» обычно произносят так, словно тут есть чем гордиться. Но хуже нет, когда со скуки ведьма в самом деле начнет развлекаться как может. Потому как у ведьм на редкость превратные представления о развлечениях. А такой могущественной ведьмы, как Эсме Ветровоск, здешние горы, без сомнения, не видели уже много поколений.
Впрочем, близились Испытания. Ближайшие несколько недель Эсме будет чем заняться. Она кидалась на всякий вызов, как форель — на блесну.
Нянюшка Ягг ждала Испытаний с неменьшим нетерпением. Цельный день веселишься на открытом воздухе, а вечером — большой костер. Испытания без доброго жаркого костра — слыханное ли дело!
А потом, когда костер прогорит, в золе можно печь картошку.
День плавно перетек в вечер. Из углов, из–под столов и табуреток радостно выползли тени.
Тьма окутала матушку, которая тихо покачивалась в своем кресле. На лице матушки Ветровоск застыла глубокая сосредоточенность.
Поленья в камине прогорели и превратились в угольки, гаснущие один за другим.
Ночь спустилась на Плоский мир.
Старые каминные часы мерно отсчитывали секунды. Лишь их тиканье нарушало царившую в доме тишину.
Потом послышался слабый шорох. Бумажный кулек на столе шевельнулся и медленно скукожился, точно воздушный шарик, из которого выпустили воздух. По комнате разлился тяжелый запах гнили.
Чуть погодя из кулька выполз первый червяк.
II
Нянюшка Ягг вернулась домой и только–только успела налить себе добрую кружку пива, когда в дверь постучали. Она со вздохом поставила кружку на стол и пошла открывать.
— Кого я вижу! И что это вас занесло в наши края? Тем более вечера нынче холодные, уже не погуляешь…
Нянюшка, пятясь, возвратилась в комнату. Следом за ней порог переступили сразу три ведьмы — все в черных мантиях и остроконечных шляпах, традиционной ведьмовской спецодежде. Правда, ни одна уважающая себя ведьма никогда не будет походить на другую, индивидуальность превыше всего. И униформа этому только способствует: здесь опустим, там подошьем — и вот вам мелочи, которые тем заметнее, чем очевиднее единообразие.
Взять, к примеру, мамашу Бивис: шляпа у нее была с очень плоскими полями и такой острой верхушкой, что впору в зубах ковырять. Мамаша Бивис нянюшке нравилась. Та хоть и была шибко грамотная (порой ученость из нее так и перла), зато сама чинила себе башмаки, нюхала табак, а это, по скромному мнению
В одежде мамаши Динбаж наблюдался определенный беспорядок, словно сетчатка ее внутреннего ока отслоилась, и старушка жила сразу в нескольких временах. Когда человек тронется умом, добра не жди, а уж если упомянутый ум слегка повернут на сверхъестественное… Оставалось надеяться, что мамаша Динбаж всего лишь путает, куда надевать нижнее белье — под платье или поверх него.
В последнее время старушка Динбаж совсем сдала. Ее стук в дверь иногда раздавался за несколько часов до появления самой бабуси, а следы на дорожке возникали несколько дней спустя.
При виде третьей ведьмы сердце нянюшки ушло в пятки, но не оттого, что Летиция Мак–Рица была дурной женщиной. Совсем напротив, она слыла дамой достойной, порядочной, любезной и доброй — если речь шла о миролюбивых животных и воспитанных детях. А еще Летиция всегда готова была оказать ближнему добрую услугу. Беда в том, что Летиция руководствовалась единственно своими представлениями о благе этого ближнего и с ним самим не советовалась. В результате услуга, как правило, оказывалась медвежьей.
Вдобавок Летиция была замужем.
Нянюшка ничего не имела против замужних ведьм. Правила этого, в общем, не запрещали; она и сама сменила множество мужей, троих так даже законных. Однако почтенный Мак–Рица был отставным волшебником, причем волшебником богатым (весьма необычный факт), и нянюшка подозревала, что Летиция занимается ведьмовством, лишь бы не сидеть без дела, как иные дамы определенного круга вышивают подушечки для преклонения колен в храме или навещают бедняков.
В общем, у Летиции водились кое–какие деньжата. У нянюшки деньжат отродясь не водилось, соответственно, она слегка недолюбливала тех, кто может жить в свое удовольствие.
А еще Летиция щеголяла в черной бархатной мантии такого изумительного качества, что казалось, будто в окружающем мире вдруг взяли и вырезали дыру. У нянюшки, разумеется, подобной мантии не было. Впрочем, ко всяким дорогим штучкам она никогда не стремилась, поэтому не понимала, отчего бы и другим не жить скромнее.
— Вечер добрый, Гита. Как делишки? — осведомилась мамаша Бивис.
— Цвету и пахну, — ответила нянюшка, с неохотой вытаскивая изо рта курительную трубку. — Да вы заходите, заходите…
— Льет как из ведра, ужасть! — пожаловалась мамаша Динбаж.
Нянюшка поглядела в окно, на морозное, сизо–лиловое небо. Но там, где сейчас блуждал мамашин разум, наверняка шел дождь.
— Так входите, обсушитесь, — радушно пригласила нянюшка.
— Да осияют счастливые звезды наш сегодняшний шабаш, — провозгласила Летиция.
Нянюшка понимающе кивнула. Летиция всегда изъяснялась подобным образом, точно училась ведьмовству по книгам, авторы которых были напрочь лишены чувства меры.