Эрик, а также Ночная Стража, Ведьмы и Коэн-варвар
Шрифт:
Ответом ей было гробовое молчание. Нянюшка подобрала забытый кубок и пощелкала по нему ногтем.
— Гм–м, — заметила она. — Пари держу, серебро у него только сверху. Неужто бедняжка отдала за него десять долларов? Грабеж среди бела дня! — Нянюшка перебросила кубок мамаше Бивис, и та ловко поймала его на лету. — Отдашь ей завтра, ладно?
Мамаша кивнула, стараясь не встречаться взглядом с матушкой.
— И все–таки нельзя, чтобы это испортило нам праздник, — бодро сказала матушка. — Давайте–ка закончим день как
Нянюшка почувствовала, как над полем разворачивается веер внезапного облегчения. Едва рассеялись чары (которых, кстати, и не было), ведьмы словно вновь вернулись к жизни. Спины распрямились, плечи расправились, и даже возникла небольшая толчея — всем хотелось поскорее добраться до своих котомок, притороченных к помелу.
— Старый Гопкрафт отвалил мне целый мешок картошек, — похвалилась нянюшка, когда вокруг уже кипела оживленная беседа. — Пойду притащу. Мешок, конечно, а не старого Гопкрафта. Эсме, разведи костер, ладно?
Внезапная перемена в атмосфере заставила ее поднять голову. Глаза матушки полыхнули в сгущающейся тьме.
Нянюшка, наученная долгим опытом, ничком брякнулась на землю.
Рука матушки Ветровоск мелькнула в воздухе, словно комета. С пальцев с треском сорвалась искра.
Костер взорвался. Сине–белое пламя пронзило сухие ветви и взвилось в небо. Резкие тени превратили лес в гравюру. Ударной волной посрывало шляпы и перевернуло легкие столики. В сумерках заплясали фигуры знаменитых героев прошлого и призрачные замки, былые армии вновь сошлись в смертной битве и затанцевали по огненному кругу. Пламя оставило на сетчатке глаз пурпурный след, который впечатывался в самый мозг…
А потом оно сгинуло без следа. И костер стал обычным костром.
— Простить — это еще не значит забыть , — усмехнулась матушка Ветровоск.
X
На рассвете матушка Ветровоск и нянюшка Ягг по щиколотку в тумане возвращались домой. Ночь в целом удалась.
— Нехорошо ты с ними обошлась, — нарушила тишину нянюшка Ягг.
— Да я ничего такого не сделала.
— Ну вот чего не сделала, то и нехорошо. Все равно как выдернуть из–под человека стул, когда он уже садится…
— Кто не смотрит, куда садится, тому и сидеть незачем.
В листве выбил короткую дробь один из тех очень недолгих ливней, какие возникают, когда десяток капель–индивидуалисток откалывается от коллектива.
— Ну ладно, — не стала спорить нянюшка. — Но обошлась ты с ними крутенько.
— Верно, — согласилась матушка.
— А поразмыслить, так и подленько.
— Пускай.
Нянюшку пробрала дрожь. Мысли, промелькнувшие у нее в голове в те несколько первых мгновений, когда Пьюси завопил…
— Я тут ни при чем, — пожала плечами матушка. — Я никому ничего не внушала. Вы сами внушили себе то, что внушили.
— Прости, Эсме.
— Да
— Вот только… Летиция не хотела тебя с грязью мешать, Эсме. Она, конечно, злыдня, и не семи пядей во лбу, и любит покомандовать, но…
— Ты меня с девчонок помнишь, так? — перебила матушка. — Мы ведь с тобой не один пуд соли съели? Прошли огонь, воду и медные трубы?
— Само собой, но…
— Но ты никогда не опускалась до всяких там «я говорю тебе это как подружка», верно?
Нянюшка помотала головой. Довод был веский. Никто даже отдаленно симпатизирующий человеку никогда не сболтнет такое.
— А кстати, какой пример мы должны подать юному поколению? Мы что, должны врать? Это хороший пример?
— Без понятия, — отозвалась нянюшка. — Я, если честно, подалась в ведьмы, чтобы научиться привораживать парней.
— Думаешь, я не знаю?
— А твой какой был интерес, Эсме?
Матушка остановилась и поглядела сперва на морозное небо, а потом вниз, на землю.
— Не знаю, — наконец призналась она. — Наверное, такой же.
То–то и оно, подумала нянюшка. И у остальных то же самое.
Возле матушкиного домика они спугнули оленя.
У задней двери красовалась аккуратно сложенная поленница, а на парадных ступеньках лежали два мешка. В одном была большая головка сыра.
— Похоже, тут побывали Беднокур с Гопкрафтом, — заметила нянюшка.
— Хм, — матушка поглядела на испещренный старательными каракулями листок, прикрепленный ко второму мешку.
«Дарагая гаспажжа Ветровоск, я былбы отчень приснатилен еслиб вы пасволили мне насвать этот навейший прызовой сорт иминим Эсмэ Ветровоск. Добраво здравия вым жылаюсчий, искрини ваш Перси Хопкрафт».
— Так–так–так… Интересно, и кто это его надоумил?
— И не представляю, — развела руками нянюшка.
— Я так и думала.
Матушка с подозрением принюхалась, развязала мешок и вытащила оттуда Эсме Ветровоск.
Округлую, слегка приплюснутую с одного конца и заостренную с другого…
Луковица!
Нянюшка судорожно сглотнула.
— Я же велела ему не…
— Что–что?
— Так… ничего…
Матушка Ветровоск вертела луковицу в пальцах, а мир в лице нянюшки Ягг безропотно ждал, пока вершилась его судьба. Но вот матушка как будто пришла к решению, которое ее вполне устраивало.
— Вообще нужный овощ — лук, — промолвила она наконец. — Ядреный. Просто так не подступишься.
— И для организма оченно полезный, — подхватила нянюшка.
— Хорошо хранится. Придает вкус.
— Пикантный и распаляющий, — брякнула нянюшка, от громадного облегчения теряя нить рассуждений и запутываясь в эпитетах. — А с сыром как вкусно, обольешь его…
— Не стоит заходить так далеко, — остудила ее пыл матушка, бережно убирая луковицу в мешок. Тон был почти дружелюбный. — Не зайдешь попить чайку, Гита?