Эрика
Шрифт:
Который раз Амалия Валентиновна слышала это имя и удивлялась. «Ведь речь идет о человеке, который всю жизнь только и делал, что сидел в лагерях. Или я уже ничего не понимаю?» — думала она заинтригованно.
* * *
Эрика вышла в тамбур и стала у окна. За окнами сверкала золотая осень. Сердце ее сладко замирало при мысли о свадьбе. Она вспомнила, как примеряла в магазине свадебное платье, и веселая вошла в купе. Они по–прежнему ехали втроем, и Эрика, сидя рядом с мужем, доверчиво смотрела на свекровь. Ее глаза спрашивали: «Вы же меня не обидите, не обманете моего доверия? Вы верите мне?»
Амалия Валентиновна улыбалась.
— Ты должен распрощаться со всеми старыми связями.
Сын удивился:
— Мама, это само собой разумеется!
Амалия Валентиновна поняла: теперь ему некогда будет гулять, как бы уследить за юной женой. Она сказала:
— Я, пожалуй, удочерю эту девочку, потому что она делает тебя, разгильдяя, порядочным человеком. Но я не ревную. Я радуюсь. И только посмей обидеть ее!
— Мамуля, ты не ревнуй и не опасайся. Я часто увлекался. Но всякий раз, представляя себе очередную женщину своей женой, я думал, не обидит ли она мою маму. Ведь я буду в ее власти. Эрика никогда тебя не оскорбит и даже не повысит голос. Нам с тобой повезло. И после того, как я узнал о нашем княжеском происхождении, я и сам другим стал.
Мать грустно сказала:
— Спасибо, сынок. Мои приятельницы переженили своих детей. Это такие внутренние войны, такие невидимые схватки. Проигрывают обычно матери и стареют преждевременно. Но иди в купе. Я постою здесь, а ты побудь с женой вдвоем.
Николай вошел в купе и схватил Эрику в охапку.
— Твоя мама сейчас войдет! — испугалась Эрика.
— Минут через десять, не раньше, — говорил он, осыпая ее поцелуями.
Эрика уже не сопротивлялась. Все ее проблемы, все ее страхи ушли куда–то далеко–далеко. «Счастливей я уже никогда не буду, — оживая с каждым поцелуем думала она, задыхаясь от счастья. — Я люблю! Я люблю его!»
* * *
Гедеминов наконец «излечился от своего сердечного приступа» и только стал привыкать к мысли, что семье ничего не угрожает, как вспомнил, что нужно заняться Володькой. С удивлением сделал вывод: «Со мной происходят какие–то странные вещи. Я, как пахарь, расчищаю поле от валунов. Убираю и радуюсь: первый, второй, третий… девятый, а вот уже последний, десятый, и я наконец отдохну от трудов. Но поднимаю десятый, а… под ним еще десять валунов… Только вроде бы решил личные проблемы Эрики — тут этот мерзавец. Слава Богу, осилил. Теперь Володька. Потом снова с Эрикой… Обвенчаем, сыграем свадьбу, и пусть едет с Богом. Но дело в том, что должна она уехать за границу и никогда не возвращаться, в эту страну».
Подошла Адель и спросила:
— О чем ты думаешь?
Гедеминов посмотрел на жену и ответил:
— Если мы любим детей и желаем им счастья, то должны зажать свое сердце в кулак и отправить их туда, где им будет лучше.
Гедеминов чуть не проговорился, что у него есть еще один сын. Он устал хранить эту тайну от Адели. Все равно придется сказать. Но он решил сначала навестить Натали. Ей он дал слово молчать и без ее согласия не мог говорить.
— То, что ты говоришь, Александр, ты это чувствуешь или тебе так хочется?
Гедеминов вернулся мыслями к Эрике:
— Мне это видится. И мой отец все видел наперед… Эрика с Николаем уедут за границу. Это точно.
— А я долго буду жить? — спросила Адель.
Гедеминов рассмеялся.
— Долго. Мы с тобой будем долго жить. Но подготовь для дочери самые ценные камни. Надо из бриллиантов сделать ей бусы в три ряда, да к тому же придать им как можно менее привлекательный вид. Она в них поедет. Должны же молодые там, на Западе, самостоятельно начать жить. И еще перстни, сережки с изумрудами подбери. Тоже поработаю над ними. Сколько золотых вещей разрешается вывозить? Впрочем, это я узнаю сам.
Позолоти снова ручку
Поезд наконец остановился. Первым вышел Николай. Потом Мари увидела Эрику и Амалию. Мари подошла к Амалии и растроганно сказала:
— Сколько лет, сколько зим? Ну, здравствуй, Амалия.
— Двадцать лет, — ответила та, обнимая золовку. Слезы застилали ей глаза.
— Дай я на тебя посмотрю, какая ты стала, — отодвинулась Мари.
— Да, старая, — ответила Амалия. — А вот ты еще молодая.
Мари возразила: — Да нет. Мы еще молоды, и ты к тому же счастливая — сына женишь. Знаешь, Эрика нам всем как дочь. А Николенька — мой единственный племянник. Здравствуй, племянник. К свадьбе все готово. Обряд будет в новом доме. «Старец» обвенчает молодых без свидетелей. А то какая она ему жена будет? Это дело святое. По этой вашей бумажке липовой, которая называется «Свидетельство о браке», ты и Эрика можете как угодно называться, а венчать вас будут как Эрику фон Рен и князя Володарского. Да, Амалия. И не смотри на меня так. Перед Богом мы должны быть чисты. Такси ждет. Мы едем в новый дом с Амалией, а ты, племянник, у меня до завтра побудешь. Тебе нельзя видеть, как невесту наряжать будут.
— Как?! — удивился Николай и прижал Эрику к себе. — Я ее не отпущу. Я должен один к вам ехать, без нее? Она моя жена!
— Завтра после венчания она тебе будет жена, — решительно проговорила тетка, отбирая Эрику у Николая.
Вмешалась мать:
— Николай, не сопротивляйся. Поскучай сегодня и подумай о жизни. А у нас много дел.
Тетка сказала Николаю:
— Граф Петр составит тебе компанию. Устройте себе мальчишник. К вам присоединятся и князь Александр с Эдуардом. Едем.
— Сюрприз ждет тебя в новом доме, — сказала Мари, повернувшись к Амалии. — Дом строим прекрасный. Но готова пока зала и три комнаты. Относительно готовы.
— Подъезжаем. Вон наша стройка, — сказала Мари.
— То длинное одноэтажное строение на холме? — удивилась и разочаровалась одновременно Амалия.
— Как раз оно. Но ты скоро изменишь свое мнение о нем. Там три этажа и внутренний дворик, вернее двор, и сад будет, и даже пруд. Это все можно увидеть только со стороны болота.