Эрика
Шрифт:
Эрика стала его успокаивать:
— Нет же! Моя мама и Александр Павлович вас никогда не отдадут. И скоро ты будешь жить в хорошем новом доме. А коня моего кто пасти будет? Ты, конечно. А я писать буду. Знаешь, какой Александр Павлович хороший человек? Он только кажется строгим. Моя мама любила твоего папу и вас будет любить. Тебе будет очень хорошо здесь. Но мы еще увидимся. И если вы захотите, то будете жить со мной. Или когда вы закончите школу, то приедете в Москву. Папа хотел, чтобы ты стал скрипачом. В Москве у меня
Вошел Гедеминов. Эрика подошла к отчиму и положила ему голову на плечо.
— Спасибо за все, — прошептала она: — Папа не умер. Он переселился в вашу душу, Александр Павлович. Я это чувствую.
— Да согласился Гедеминов. — Если предчувствия меня не обманывают, у тебя начинается совсем другая жизнь. Мы поторопимся к вашему приезду. — Посмотрел на расстроенного Володеньку и спросил: — Что, жалко с сестрой расставаться? Все будет хорошо. Мужчина должен быть сильным.
Володенька набрался смелости и спросил:
— А Вы научите меня ездить верхом на коне?
— Конечно. Все, что знаю, и все, что умею, будет твоим, если захочешь. А пока сестре твоей ох как нужна удача. Вернется — свадьбу справим. Пойди, найди братьев.
Ехать на вокзал пожелали все, даже Надя. Едва вместились в две машины. Народ собрался. Подходили другие и спрашивали:
— Что случилось–то? Кто приехал, начальство какое?
Из барака вышла нарядная Эрика.
— Нет. Никто не приехал. Ирина Рен уезжает в Москву со своим геологом. Замуж вышла. Значит, не зря насмешки терпела. Не подлецом оказался. А мог и отказаться. Повезло девке, — говорила старуха.
Подошла Римма, услышала последние слова и спросила:
— Что тут такое? Кому повезло?
— Да Ирина замуж выходит за москвича. Повезло, говорю, что не бросил совсем, — повторила бабка.
— Как?! — ахнула Римма. Теперь Женя был свободен. Она злорадно подумала про него: «Будет вечером с ребятами здесь торчать, а ему и скажут: «Уехала краля и до свидания не сказала»». Но большой радости все же не было. Римма завидовала. «Что толку, если и женится он на мне? Все о ней, проклятой, думать будет».
Такси тронулось с места. Римма видела, как муж обнял Эрику, и ее охватила злость. Вот когда ей нужен был дядя. Уж он точно расстроил бы эту свадьбу. Сказал бы слово какое, и глаза жениху раскрыл бы на нее. Ее в конюшню загнали, а она все равно вывернулась. А дядя Толя как в воду канул. Куда он делся?! Так и не нашли!..
Люди расходились и теперь уже заступались за Эрику:
— Что и говорить, красивая девка, статная. Не нашим общежитейским чета, хоть и немка.
— И среди них красивые бывают, — сказал кто–то.
— Моя девка замуж здесь выйти не может, а эта молчальница и тихоня быстро командировочного к рукам прибрала, — пожаловалась другая.
— Уметь надо, — засмеялся кто–то из мужчин.
Римма
* * *
Ехали до Москвы долго. Эрика все молчала, только прижималась к Николаю, но ни чувств, ни трепета не испытывала. От этого ей было страшно.
— Так дело не пойдет, — сказал Николай. — Мы с тобой муж и жена. Нам долго жить вместе, до самой смерти. Мы должны все друг о друге знать, а ты все молчишь и молчишь.
— Я не знаю, что важно для тебя? Не знаю, о чем говорить, — ответила Эрика.
— Тогда расскажи, как жила без меня. Как на конюшню работать послали, что ты думала и что чувствовала в мое отсутствие.
— Это невозможно пересказать, — грустно сказала Эрика.
— Мне можно, — шепнул Николай Эрике на ухо. — Я твой муж. А знаешь что, пойдем–ка в вагон–ресторан. Мы же сегодня зарегистрировали брак. Отметим это событие.
В ресторане ему все–таки удалось разговорить Эрику. Она рассказала, как в первый раз выпила водку под Новый год и потеряла сознание. Как пили шампанское на Рождество. «Мама с отчимом бал для меня устроили в ресторане», — пояснила она.
Но Николая тревожило ее безразличие к нему, и он спросил ее:
— Эрика, мне показалось, ты была не рада, когда я за тобой приехал. Что случилось? И почему ты такая грустная? Я люблю тебя. Но ты как будто где–то далеко.
— Я и сама не понимаю, что со мною делается, — ответила Эрика. — Мне страшно. Меня ничего не интересует.
— Ну что–то случилось, расскажи. Выплесни все, что у тебя накопилось на душе.
— Я ничего не чувствую. Я расскажу, все расскажу, что касается меня, но только меня, — уточнила она. — У меня голова кружится от шампанского.
— А я ведь хотел, чтобы ты расслабилась и стала откровенной. Ты ведь теперь мне жена.
— Я была бы откровенной, но здесь подслушать могут. Это надо по–немецки или по–французски говорить, чтобы никто ничего не понял. Так все наши делают. А я мало слов знаю… Расскажу о папе. Он умер в шахте. Прошло три месяца. Я его так любила! Он был хороший человек, а его диверсантом обозвали. Я уже знаю, как хороших людей в тюрьмы сажают. Еще у меня подруга была, Инна. Она повесилась… В этом виноват ее родной отец, Попов.
И Эрика выложила сразу все. И про смерть Инны, и про то, как Попов догадался, что ей все известно, и про Нюрку, которая их выследила, и про комсомольское собрание. Наконец она рассказала, как издевался над ней Попов, как угрожал, что насильно жениться на ней. Она всхлипнула, а потом, не сдержавшись, заплакала навзрыд. Николай успокаивал ее:
— Тихо, тихо, дорогая. Мы сейчас пойдем в свое купе. Надеюсь, к нам еще никто не подсел. Там остальное расскажешь. Я знаю, это больно. Но так надо.