Эринкаль
Шрифт:
— И почему же не сняли? — Чуть хрипловато от накатившего беспокойства и нестерпимой чесотки, поинтересовался я.
— Попытались, — нахмурился эльф, — но ты начал извиваться и кричать, чтоб мы вернули обратно, и я позволил твоей тени вернуть железку на место.
— Спасибо.
— Не знаю… что с тобой происходит? — Решился-таки поинтересоваться друг.
— Задавай вопросы конкретнее, я не знаю, как отвечать.
— Прекрати! — Рэми вскочил с места, словно его подбросили, и заметался по комнате. — Чего ты от меня хочешь? Чтобы я ползал на коленях, умоляя простить? Так я могу это сделать, если прикажешь!
— Три недели назад…
— Что?
— Я сказал: три недели назад. Именно это время я провел в замке.
— Нет, — Рэми рухнул в кресло, схватившись за голову и старательно зажимая ее руками, — я не могу больше! Что я такого сделал? За что ты со мной так?
— Все в порядке, — я отрицательно мотнул головой, все-таки сползая на пол и немного покачиваясь. — Ты совершенно прав. Во всем прав. Рэми я совсем запутался… — ноги все же не выдержали и если бы не поддержка бывшего друга, скорее всего, грохнулся бы на пол. Силком уложив меня в кровать, он сел сбоку, не давая предпринять еще одну попытку подъема и внимательно слушал. — Я во всем виноват, только я. — Закрыв глаза, постарался убрать из голоса горечь, так и рвущуюся наружу. — Из-за меня погибли многие и я не хотел бы стать причиной гибели еще кого-либо.
— Ты поэтому лезешь в пекло? — Резкий рывок за плечи и вот я уже смотрю в светло карие глаза бывшего друга. — Эрин, тогда ты еще больший дурак, чем я думал! Ты — последний Повелитель! Да на тебя, как на фарфоровую статуэтку все дышать будут! Ты символ нашего народа, единственный оставшийся!
— Я еще и живой… вернее, — усмешка не скрыла стоящей за ней боли, — существующий.
— Эрин… я не скажу, что ты не виноват… есть и твоя вина… и моя… и старейшин, отдавших тогда власть в руки ребенка… но хоть мы и проиграли, мы все же выжили и это только ТВОЯ заслуга! Понимаешь, не бывает побед без потерь! Просто кто-то теряет мечты, а кто-то жизнь… Я должен сказать тебе, давно должен был… сразу по приезде… но не решился и зря, как показало время… — Рэми вдруг соскользнул на пол, встав на колени, а я дернулся этому помешать, но был накрепко прижат к кровати за плечи. — Нет, я должен! В тот день, там… на арене. Я говорил не то, что думал, я… прости меня, хотя такое и не прощают! Я так виноват! Это мои слова сделали тебя таким, да? Ты так сильно изменился, а я, как и раньше, не люблю признавать ошибок. Простишь?
— Рэми…
— Нет, просто подумай и дай ответ. Только не отрицай очевидного, хорошо? Я ведь тоже изменился и, поверь, прекрасно понимаю, что натворил. Просто подумай.
Дроу вскочил на ноги и вылетел из комнаты, будто за ним гнались, а я остался лежать с закрытыми глазами. И думать. Давно следовало этим заняться!
— Что ты делаешь? — Вошедший Рон явно не ожидал увидеть меня стоящим на собственных двоих.
— Мое величество изволит встать, — настроение было великолепным, почему бы не пошутить с утра?
— А мое величество тебе это запрещает! — Моментально переместившись ко мне, парень попытался заставить вернуться в кровать, на что я ответил отчаянным сопротивлением.
— Ну, уж нет, не могу больше валяться.
— Тебе еще рано вставать, ты за один вчерашний день раза три чуть
— Кстати, давно хотел тебе объяснить. Понимаешь, это у моего организма защитная реакция такая, — начал я, сам не зная зачем, — как только боль становится слишком сильной, мозг просто отключается. За время плена и не такие условные рефлексы выработаешь, чтобы жизнь адом не показалась.
— И как? — Рон заинтересованно приподнял брови. — Не кажется?
— Хм… пожалуй от того не зависит.
— Ладно. С тобой все понятно, только думаешь, зная эту твою… особенность, что ли… мы волноваться меньше будем? А вот и нет, сам же говоришь, происходит только при сильной боли, значит нужно постараться тебя от нее отстранить.
— Рон, ты только никому не говори, но вряд ли получится. Я много думал и понял, миру ведь тоже нужно изредка спускать пары, вот он и нашел себе мальчика для битья. Нет, я совсем даже не схожу с ума, можешь не сверлить таким скептическим взглядом. Не забывай, какая кровь во мне течет, она сама по себе притягивает всевозможные… хм, последствия… причем, как благоволение, так и отрицание. Понял?
— Хочешь сказать, что ты типа пылесборника все на себя тянешь?
— Очень похоже на то, и мне крайне интересно, что с этим делать?
— Попробовать переломить, — раздался веселый голос Лионэля и он сам вплыл в незапертую человеком дверь. — Давно догадался?
— Почти двадцать лет назад. На меня с рождения столько не сыпалось!
— Да, мне тоже так кажется. Есть правда один способ… но о нем попозже. Идем лучше обедать.
— Уже обед? — Я удивленно уставился на задернутое окно.
— Именно, — эльф ушел, оставив нас вдвоем, но ненадолго, буквально две минуты спустя явился Рэми.
— Ты как?
— В порядке, — я действительно ощущал себя почти здоровым, если бы еще бок так зверски не ныл.
— Угу, только я тоже эмпат, не ври. Бок болит? — Отрицательно помотав головой, я упрямо посмотрел на коменданта.
— Аль, ну зачем ты противишься? Тут все говорят, что комендант еще и единственный на округу целитель. Может он снимет боль?
— Почаще слушай свою «тень», дельные вещи говорит, — видимо на моем лице что-то отразилось, потому что Рэми подавился словами и предпочел откланяться. — Ээээ… ладно, пошли, поедим, раз уж все на ногах!
А я, покосившись на настороженного Рона, предпочел трусливо избежать разговора, заторопившись следом с почти идеально голодным видом. Голоден то я, конечно, был на самом деле, когда последний раз ел, сам не помню, но вот разговора по душам теперь не избежать со всей очевидностью.
Глава 46
Я стоял на своем любимом месте, то есть на крыше замка и смотрел вдаль по старой привычке. Изредка мои плечи приходили в движение, словно скидывая груз последних ошибок. Вот только ничего вокруг это не меняло. С памятного боя прошло четыре дня, и обитатели замка успели привести территорию в порядок. Бросаемые в мою сторону настороженно восхищенные взгляды, когда считается, что я не вижу, несколько нервировали и скорее отталкивали, чем доставляли удовольствие. А вот воспоминания и ночные кошмары, прочно привязавшиеся с тех пор, перебивали даже боль в не до конца заживших ранах. Но жаловаться не мой удел, не так ли?