Ермак: Начало. Телохранитель. Личник
Шрифт:
Марфа встала передо мной и, сложив руки на груди, с каким-то вызовом произнесла:
– Ну что смотришь на меня голодными глазами? Рассказывай, кто ты такой!
– Вы о чем, тетя Марфа?
– Какая я тебе тетя! Ты меня за дуру не считай. Судя по твоим глазам, я тебе в дочери гожусь. Ты думаешь, я не отличу взгляд мужика, имевшего много женщин, от взгляда влюбленного, сопливого мальчишки? Да ты взглядом своим уже разложил меня во всех мыслимых и немыслимых позах!
– Не понимаю тебя, Марфа.
– Тимофей, или как тебя там зовут, не знаю… Сама я не сталкивалась с таким, но от прабабушки своей знаю, что так бывает, когда в теле человека живет как бы две души. И если после
– Жену мою первую. Та такая же красивая была.
– Ох! – Мария, прижав руки к груди, попятилась назад и плюхнулась на кровать. – Это что же – правда? Ты не Тимоха?
– Почему же! Зовут меня Тимофей Васильевич Аленин. Только родился я в 1962 году от Рождества Христова в городе Благовещенске. Местные Аленины – наши дальние по Дону родственники. В том моем мире местный Тимоха Аленин погиб во время этого набега хунхузов за станичным табуном. Вместе с ним погибли Ромка Селеверстов и Петруха Данилов, и еще пять казаков, когда станичники ходили за Амур отбивать табун. Табун, кстати, так и не отбили. А я, умерев в 2018 году, в Ермаковской пади – там, в моем мире, – очутился здесь в теле Тимохи. Мы оба живы на настоящий момент, а наше сознание слилось в одно целое. Вот такая, Мария, история. Как это произошло, я не знаю, объяснить не могу. Остается как-то жить дальше.
Дальше я еще часа два рассказывал Марии о своей жизни, о своем мире, о том, что, возможно, произойдет в этом мире. Рассказывал, почти ничего не скрывая. Сказалось то, что долго было невозможно поделиться с кем-либо моим истинным положением. Нужен был благожелательный слушатель. А слушать Мария умела, как и все настоящие врачеватели. Наконец, опомнившись, она заставила меня снять рубаху и занялась моей раной. Смазала ее какой-то пахучей мазью и перебинтовала.
– А с чего Семен к вам с Ромкой пристал у Подшиваловых?
– Да к Анфисе приревновал, придурок. Та после Благовещенска мне глазки строит и у Подшиваловых этой же ерундой заниматься начала. Он и взъелся, а Ромка на молокососа обиделся и сам задираться начал.
– А тебе что, Анфиса не нравится?
– Да она мне, Мария, действительно в дочери, а точнее, во внучки годится. Да и всю ее игру, в отличие от Тимохи, насквозь вижу. Женщин у меня, ты права – много было. Жены только две было.
– Ты что, мусульманин?
– Да нет. Первая, на которую ты сильно похожа, бросила меня, когда я на Кавказе воевал. Вышла замуж за богатого купчика, если сравнивать с нынешним временем. Надоела ей нищенская жизнь офицерской жены да ожидание, убьют мужа или нет в очередной заварухе. Вторая по ее же стопам пошла. Захотели спокойной и обеспеченной жизни.
– Слушай, Тимофей, а ты сколько лет служил?
– Двадцать семь лет с одной войны на другую, с небольшими перерывами.
– Господи! Спаси тебя Христос! А здесь-то что планируешь делать? Ты же многое наперед знаешь.
– Я же тебе говорил о наказе деда Афанасия. Вот и буду его выполнять по мере сил и возможностей. Если хоть несколько казаков, которых я лучше
– Это правильно, Тимофей Васильевич. Извини, но меня очень этот вопрос волновал! Я же за жизнь станичников как бы отвечаю! – Знахарка как-то лукаво посмотрела на меня. – Давай-ка, господин подполковник гвардии, теперь спать ложиться. До первых петухов уже совсем ничего осталось, а завтра день трудный. И не смотри на меня такими глазами, герой-любовник. Я такие заболевания, как у тебя, не лечу. Еще мне не хватало, чтобы говорили о том, что я младенцев совращаю!
Мария, хихикая, бросила мне свой и мой полушубки и указала на лавку: «Это твое место сегодня». Сама же задула свечу и, быстро раздевшись, юркнула под одеяло на кровати.
– Все, спать. Завтра трудный день.
– Это точно, – укладываясь на лавке, ответил я. – Завтра старики-старейшины поимеют нас с Ромкой в разных позах и не только взглядом.
Со стороны кровати раздался еще один смешок, а потом послышалось ровное дыхание.
«Не придет и не позовет. А жаль!» – подумал я, проваливаясь в сон.
Глава 10
Казачий суд
Утром, встав и не обнаружив в комнате Марии, позавтракал оставленными ею на столе молоком с куском хлеба и отправился к Селеверстовым.
Войдя к ним на двор, увидел атамана, стоящего одетым на крыльце.
– Явился! Где был всю ночь?
– У тетки Марфы ночевал. Она мне плечо перевязала, а потом дала чего-то выпить, я и уснул.
– Плечо не болит?
Я пошевелил под полушубком правым плечом – ничего не болело. Так и ответил атаману.
– Переодеваться некогда. Да так и лучше будет! Если что, сможем показать твою рану, нанесенную Афанасием. А то, боюсь, все черняевские скопом на нас навалятся.
Сам-то Селеверстов был из Ольгинской станицы. Десять лет назад его избрали на сходе атаманом Черняевского казачьего округа, в который входило одиннадцать населенных пунктов: поселок Толбузинский, почтовая станция Ваганова, станица Ольгинская, заимка Дроздова, станица Черняева, заимка Веселая, почтовая станция Торой, станица Кузнецовская и другие. Одновременно Селеверстов являлся и атаманом станицы Черняева, где располагалось станичное окружное правление. Все эти годы почти все «отцы-основатели» Черняевской станицы пытались на ежегодных выборах протащить на его место кого-то из своих. Но пока это сделать им не удавалось. Большинство казаков, в число которых входило и семейство Алениных, во всем поддерживали Селеверстова. Эти политические страсти и тайны «Черняевского двора» я постепенно узнал из разговоров казаков.
– Ромка, сукин сын! Где ты там? Давай на выход быстро!
На крыльцо, как-то кособочась, вышел Ромка и подошел ко мне.
– Чего смурной? От отца вчера попало? – шепотом спросил я Ромку.
– Ага. Нагайкой вчера пару раз по спине перетянул. Болит теперь, – морщась, прошептал тот в ответ.
– Чего шепчетесь, охламоны? Повезло тебе вчера, Тимофей. Пришел бы вместе с Ромкой, и тебе бы от меня досталось. Ладно, пошли на совет. Будем разбираться.
Буквально через пару минут, так как станичная изба находилась по соседству с домом Селеверстовых, мы с Ромкой топтались в сенях, где, столпившись, стояли наши вчерашние противники. Атаман и другие казаки, вместе со стариками-старейшинами, находились в сборной горнице и о чем-то совещались. Через некоторое время в сени вышел вахмистр Шохирев и сказал, чтобы все заходили. Придержав меня за руку и дождавшись, когда все остальные казаки, снимая папахи, зайдут из сеней в комнату, он прошептал мне на ухо: «Не ссы, Тимоха! Все хорошо будет!» И подтолкнул меня к двери.