Ермак. Начало
Шрифт:
– Молодцы Ромка и Тимофей, что с боевым оружием танцуют. А их танец-бой зачаровывал. Мне казалось иногда, что они, правда, бьются не на жизнь, а на смерть. А чуть одежду порезали. Это мелочи. У Ромки опыта ещё маловато. А был бы Тимофей постарше, я бы за него замуж пошла. Ой, гарный казачина из него вырастет, сколько казачек по нему будут сохнуть.
По толпе опять прокатилась волна хохота и рекомендаций Алёне брать меня в мужья молодым, пока на службу не сходил, тогда любить её буду не по уставу, а когда она захочет. Когда хохот и гомон стих, слово взял Буревой.
– Господа казаки, извините, что забыл, как должен расти казак. Спасибо тебе красавица, - войсковой старшина склонил голову перед Алёной, - что напомнила и показала мне, как должен воспитываться казачий
После этих слов мне и Ромке позволили выйти из круга. Где мы на некоторое время стали объектом внимания со стороны казачат ровесников и ровесниц. Дальше были танцы других молодых победителей шермиций. Но криков 'любо' больше никто не добился. А потом начались гуляния по встрече масленицы. На столах, которые выставили по краям поля, можно было угоститься блинами, пирогами, взварами, киселями, сбитнями различных вкусов, много было икры и рыбной закуски. Когда совсем стемнело, со стороны станицы в свете факелов показался обоз саней, в котором с песнями привезли чучело Масленицы и установили его на горе для катания на санках.
Я с Ромкой оторвался на этих гуляньях по полной. Мы были героями шермиций. У каждого стола, к которому мы подходили, нас ждал самый радушный приём и лучшее угощение. Столько блинов с черной стерляжьей, осетровой икрой и красной из семги, горбуши, кижуча, нерки, кеты я не ел никогда ни в этой, ни тем более уж в той жизни. Рыбы в Амуре, особенно во время нереста в этом времени было не просто много, а очень много. Главная проблема была в том, как её сохранить. Пятипудовые бочки с солёной красной рыбой и белорыбицей были в каждом доме. Икру тоже солили бочками, только поменьше.
Вовремя поедания блинов у одного из столов, узнал от его хозяйки, что я буду справным хозяином. Оказывается, по гаданию на второй день масленицы 'заглянуть в рот' можно выяснить, каков характер у твоего будущего мужа или жены. Ведь не зря говорят, что 'выбирают мужа по блинам, а жену - по пирогам'. Блины с икрой предпочитают настоящие казаки. У такого и дом будет цел, и хозяйство крепкое, и жена, и дети обуты-одеты. А вот нежных слов и поцелуев от него не жди - все силы у такого уходят на хозяйство. Да и вообще - любовь доказывают делами, а не словами. А если казак налегает на блины с красной рыбой, то он - адреналиновый наркоман, которому вечно не хватает острых ощущений. В целом люди не плохие, но жить с такими, как на поле боя. Также ещё запомнил, что блины со сметаной едят 'антиллегенты', которые обижаются по любому поводу или истерят. Одним словом не казак.
В общем, наелись, напились на встрече масленицы и уже поздно вечером на санях вернулись вместе с женщинами семьи Селевёрстовых домой. Атаман был приглашён на банкет-попойку, который организовали для Буревого и его свиты в трактире Савина, старшие сыновья атамана остались на поле, где с отъездом начальства и старейшин, казаки собрались немного выпить, отметив приход масленицы.
Так закончились для меня состязания и шермиции. Выиграл кучу призов: винтовку, седло, портупею, уздечку, патронташ, перемётные сумки. Оставил о себе хорошее мнение у заместителя командира и других офицеров амурского казачьего полка. Мой авторитет среди сверстников и не только сверстников взлетел до немыслимых мною ранее высот. Завистников конечно тоже нажил. В целом поставленной цели на эти события добился. А когда пришедший с гуляния атаман Селевёрстов сообщил мне, что Буревой постарается убедить командира казачьего полка Винникова написать письмо-ходатайство о зачислении меня в Иркутское юнкерское училище на казённый кошт, я про себя решил, что выжал из своих побед максимум. Забыв о том, какой хомут в виде обучения казачат на меня было решено повесить при моём и Ромкином выигрыше.
Глава 13. Тропа разведчика.
– Тимофей, а как ты всё-таки думаешь, цесаревич остановится в нашей станице или нет?
– спросил меня Ромка, расстёгивая подпругу у своего Гнедко.
–
– ответил я, сняв седло с Беркута и повесив его на бревно коновязи конюшни во дворе Селевёрстовых.
Несколько минут назад я, Ромка и остальные казачата двух 'учебных отделений' вернулись с полигона в станицу, где для разминки прошли 'тропу разведчика', а потом почти четыре часа занимались починкой и наведением марафета на различных объектах 'полигона': полосы препятствий - 'тропы разведчика', спортивного городка и стрельбища. Как сказали бы в непобедимой и легендарной: 'красили траву и белили снег' перед приездом высокой комиссии. Тем более возможная комиссия ожидалась в виде второго человека Российской империи - цесаревича Николая и его свиты. Поэтому, чтобы не ударить лицом в грязь при возможном посещении царственного лица нашего полигона, наше учебное подразделение из 'мальков' и 'старшаков' уже дней десять приводили полигон в порядок на основании требований советской и российской армии при встрече высокого гостя: все должно быть ровным, подстриженным, покрашенным и единообразным.
Учебное подразделение, учебное отделение, полигон, тропа разведчика - эти и многие другие словосочетания вошли в обиход станицы Черняева после того, как мне в обучение вместе с Ромкой отдали ещё девять казачат станицы. Сначала их было больше, аж пятнадцать, но как то так получились, что шесть казачат в возрасте пятнадцати-шестнадцати лет не захотели 'чему то у такого же, как они Тимохи учится' и перестали приходить на занятия. Поэтому остался у меня в подчинении десяток казачат в возрасте тринадцати лет, только Филиппову Устину, одному из них, было четырнадцать.
Вспоминая начало наших занятий, я непроизвольно разулыбался. Шермиции в станице Черняева понедельником и выступлением молодых казачат не закончились. Вторник и среда были посвящены походам в гости, сватовству и прочим гуляньям, вот в четверг-четверток в станице был проведен общий казачий сбор, на котором атаман Селевёрстов зачитал приказ, чтобы на гульбе-шермиции не происходило бесчинства. После оглашения приказа произошло разделение казаков на несколько компаний. Первую, самую большую составили казаки-основатели станицы Черняева и их потомки, потом казаки-гости Ольгинской станицы и те, кто в своё время перебрался из Ольгинской в Черняева. Толбузинцы, дроздовцы и их родственники составили третью большую компанию. Были организованы и другие компании. Каждая компания казаков выбрала из своих ватажного атамана, двух судей и квартермистра и получили из станичного правления знамёна и хоругви. Гульба в станице продолжалась до вечера сыропустного воскресенья.
Пешие, на лошадях в полном вооружении команды компаний ездили по станице при встрече, салютуя знамёнами. Потом разделялись на партии и проводили учебные бои, по окончании которых большой толпой направлялись к кому-нибудь в гости. Во время пребывания команды у кого-либо в гостях, знамёна находились во дворе или перед двором, ставкою при часовом, по очереди наряжаемом от квартермистра, у которого основная должностная обязанность - извещать тот дом, куда ехать дальше намерена компания. Была за эти дни и большая драка стенку на стенку, и взятие снежного городка, катание на санях, сжигание чучела масленицы, запуск с горы горящих тележных колёс. Закончилось всё грандиозной пьянкой на центральной площади станицы в воскресенье вечером.
Среди площади составили из скамеек круг, в средине по кругу накрытые столы с напитками и закускою. Со всех сторон компании съехались, народ бежит толпами, атаман Селевёрстов со старейшинами, и не уехавший Буревой со свитой заняли почётные места под знамёнами. Ватажные атаманы сели возле станичного атамана, затем чиновники и старики. А потом казаки пили за Высочайшее здоровье, затем за Войскового Атамана, за командование Амурского казачьего полка и за всё казачье Войско Амурское, за Чернявский округ и честную станицу Черняева, за генерала-майора Черняева, за... Пили много, пили с выстрелами. Пили и ели. Наотмечались так, что атаман Селевёрстов, придя домой еле смог раздеться, потом перепутал стороны кровати, а под голову положил сырые валенки, в которых пришёл с улицы.