Ермак. Регент
Шрифт:
— Сглотнуть можешь? — спросил я этого здорового кабана, который с испугом смотрел на меня.
Тот качнул головой и с трудом сглотнул, после чего с хрипом глубоко вздохнул и выдохнул.
— Повезло, жить будешь. Дыши, дыши, — похлопав пострадавшего по плечу, я вернулся к юноше с девушкой.
— Спасибо, вам, сударь. Вы спасли нас. Эти пьяные скоты набросились на меня ни с того, ни с сего. Ударили несколько раз, поставили на колени, заставляли кричать здравницы в честь царя. Я готов был, но они мне нос, губы в кровь разбили. Я таки буквально захлебывался кровью, — прошепелявил молодой человек, после чего осторожно сплюнул кровавую слюну на землю.
—
— Что с пьяных возьмешь, особенно если головы и так дурные. Давайте я вас провожу до парадной, — произнёс я.
— А с ними что делать, — девушка показала на двух лежащих и одного, продолжающего стоять на коленях, напавших на них.
— Вы хотите сдать их в полицию? Только я боюсь, что быстрее здесь окажутся их друзья. Один-то успел сбежать, — ответил я.
— Дорогая, пойдем домой. Черт с ними, — прошепелявил Иосиф, после чего вновь сплюнул тягучую слюну на землю.
— Хорошо, хорошо. Пойдём, дорогой, — женщина подхватила мужа под руку, и мы двинулись к их подъезду.
Когда за парочкой закрылась подъездная дверь, я облегченно вздохнул и стал прикидывать, как мне двигаться к квартире дальше, желательно без приключений. В этот момент с Лиговки в переулок ввалилась толпа человек в двадцать-тридцать, и я услышал крик: «Вот он! Держи его! Бей!»
Судя по виду и состоянию, эти ребятки только что покинули питейное заведение, забыв про верхнюю одежду. И, вернее всего, прибежали из того дешевого трактира, который находится недалеко отсюда на Лиговке, мимо которого я недавно проходил.
«Таких только из пистолета наглухо валить, так как слов они точно не поймут, только, боюсь, у меня патронов на всех не хватит. Так что ноги, мои ноги, спасайте мою жо… точнее, пятую точку», — подумал я и, развернувшись, бросился к Пушкинскому скверу, где стоял памятник великому поэту.
Когда выбирали и снимали конспиративную квартиру, я специально обошел ближайшие кварталы, изучая проходные дворы, подъезды с возможными путями для различных ситуаций: сбросить хвост, незаметно выйти из квартиры через колодцы домов и прочее. Был там и вариант убегания от преследователей.
Для этого, мне надо было добежать до дома номер 15 по улице Пушкинская, нырнуть во двор, а дальше меня ждала каменная стенка, которая отделяла этот двор от двора дома на улице Николаевская.
Паркуром тут никто ещё не занимается и то, как Джеки Чан перебирается через высокие заборы, тоже никто не видел. Чувствую, сегодня мне придется повторить подвиг, который я уже однажды совершал. Правда, это было до моего последнего ранения и тогда на мне не было зимнего пальто.
Рванул я так, будто за мной черти гнались. Хотя пьяная толпа, желающая чей-то смерти, по-моему, хуже чертей. Несколько раз впереди меня падали палки, камни, которые в меня швыряли преследователи, но пока всё это добро летело мимо. Вилять, уворачиваться времени не было, как и смотреть назад, поэтому я пёр по прямой, как кабан.
Вот памятник Пушкину, поворот налево. Новый рывок на пределе сил. Арка дома номер пятнадцать, поворот направо, двор и вот она стенка высотой метра три. Ещё в начале забега я расстегнул нижние пуговицы пальто, и теперь у меня была только одна попытка вбежать по стене. В противном случае придется стрелять, а убивать пьяных дураков не
Бросок трости через стену, дальше левая нога на уровни талии упирается в небольшой бугор на ней, толчок вверх и вправо, правая нога уже на высоте больше метра отталкивается от стены дома, и я лечу вверх, вытянув руки. Кончики пальцев касаются верха стены. А дальше я даже сам не понял, как смог подтянуться на одних фалангах пальцев и забросить махом правую ногу на стену.
В этот момент под левую лопатку что-то сильно ударило, чуть не сбив со стены. Несмотря на страшную боль, я смог удержаться на стене, перевалиться через неё и спрыгнуть вниз. Удачно наткнулся на трость, подобрал её и бегом двинулся через колодец двора к арке, чтобы выскочить на Николаевскую улицу.
Выбежав на улицу, я остановился. За стеной раздавались разъяренные крики, из которых я понял, что преследователи готовы разделиться на команды, чтобы, оббежав квартал, начать мои поиски. Это было не очень хорошо. Поэтому я вновь побежал, пугая редких прохожих в сторону Кузнечного переулка, прикинув, что до подъезда дома, где я снимал квартиру, доберусь раньше преследователей, если они, конечно, не олимпийские чемпионы по бегу.
Я вынырнул из состояния, когда за несколько секунд перед глазами, как наяву пробегают события от нескольких минут до нескольких часов. Такое со мной случалось уже в третий или четвертый раз после последнего ранения во Владивостоке, и это меня признаться, сильно тревожило. Мало того, что моя душа или что-то там такое в чужое тело и на сто тридцать лет назад перенеслась, так теперь ещё грезить начал с открытыми глазами. Хорошо, что на короткие мгновения залипаю. И к психиатру идти страшно. Психиатрия сейчас в зачаточном состоянии. Закроют ещё в доме для психов. Мне это надо? Правильно, не надо. Так что ставим чайник и идем для начала чистить одежду. Приключения на сегодня, слава Богу, закончились.
Глава 19
Дела житейские — 1
Я сидел в своём кабинете Аналитического центра и перебирал утренний комплект бумаг на столе. Бумажная бюрократия медленно, но верно начала побеждать документооборот в моей епархии. Дожил уже до того, что у меня появился секретарь, который предварительно сортирует идущий ко мне поток документов, почты и прочего бумажного мусора.
Так что у нас сверху. Смотрим. Папка со сводным отчётом о практике курсантов. Начинаем пасьянс и направляем папку справа вверх на столе. Это к обязательному прочтению. Две недели прошло после объявления манифеста и десять дней после моего «хождения в народ». Булыжником пролетариата мне зарядили знатно, да ещё почти точно туда же, где лопатку сверлили, чтобы пулю достать. До сих пор болит и сильно. К тому же ещё и мышцы на предплечьях и плечах сильно потянул, когда через стену перебирался. И под ногтями до сих пор синяки не сошли.
От жены за мою тягу к приключениям получил знатный выговор и лечение компрессами и мазями от доктора Боткина. От регента просто выговор, хорошо, что без занесения в грудь. Кулаки у него дай бог каждому. Отчитал меня Михаил Александрович знатно и приказал Кошко, найти и наказать всех виновных.
Каково же было моё удивление, когда выяснилось, что отцом той миловидной еврейки оказался тот самый портной Александр Иванович Берман, который почти тринадцать лет назад по рекомендации графа Воронцова-Дашкова сшил мой парадный мундир, в котором мне Александр III вручил орден Святого Георгия 4-й степени. Насколько тесен мир, оказывается.