Эромант. Система Соблазнения
Шрифт:
— Я умею копировать заклинания.
— Просто копировать — или похищать?
— Только копировать.
— То есть, это своего рода быстрое заучивание? Как будто запомнил целую оперу Вагнера, лишь раз ее услышав?
— Вроде того. А если точнее — коснувшись той, кто знает ее наизусть.
Фон Винтер сделала пометку, скрипя пером так, что едва не прорезала бумагу насквозь. И почему ее это так взволновало? Мало ли кто как постигает магию…
— Каким образом происходит «касание»?
— Путем совокупления.
Женщина
— Мне взять росток и посадить в твой грязный shwanz?
— Я не шучу, — сказал предельно уверенно, потому что не врал. — Эта техника называется обратное наследование. Заклинание изучается после успешного оплодотворения.
— Sehr eigenartig, — она поправила соскользнувшие по влажной переносице очки и потерла подбородок. — Никогда не слышала ни о чем подобном. То есть, тебе достаточно излить семя в любую колдунью, чтобы украсть ее стихию?
— Не совсем. Объект должен испытывать ко мне сугубо положительные чувства. И сама хотеть со мной возлечь — в том числе, с учетом возможного потомства. И копируется не вся ветвь целиком, а лишь основное умение. Шаманка, которую убили люди полковника, мастерски владела молнией. Ее я и получил.
— Хм… То есть выходит, что орка испытывала к тебе сугубо позитивные чувства? Более того, хотела от тебя ребенка?
— Даже двух.
— Не понимаю, — карие брови изогнулись домиком. — Орки ненавидят людей и хотят от них скальпы и сердца, а не детей.
— Она думала, что ее дети унаследуют мой особый дар, — не стал раскрывать наши истинные чувства, чтобы не спалить главный козырь эромантии. — Видела в нем большие перспективы — вплоть до возрождения орды.
— Тупое животное, — Ирма усмехнулась и с пущим любопытством взялась за ручку. — А это вообще возможно? Передача твоего дара.
— Наверное. У других колдунов вроде так все и бывает?
— Обычно по наследству передается доминантный ген. И чаще всего он идет от отца. Но тут есть один нюанс. Судя по всему, твоя магия — это редчайшая мутация, возникшая в ходе революционного изменения в стихии Тьмы. У тебя отец — темный?
— Темнее некуда, — я вздрогнул, вспомнив эту усатую мразь.
— Тогда твою особенность вполне можно объяснить наукой. Теория выглядит весьма стройной, но ей нужно больше доказательств. Я возьму твое семя на анализ и скажу точнее.
— Вы… что?
— Возьму семя, — Ирма сполоснула руки в тазу, поправила перчатки и достала с полки две баночки — пустую и с маслянистой массой. — Ты никогда не был у врача? Впрочем, зачем тебе к урологу — в твоем-то возрасте. Ну ничего — ради науки придется потерпеть.
У меня аж в горле пересохло. Мне как-то раз приходилось сдавать спермограмму, но тогда все делал сам. Мечтал ли я тогда, что симпатичная медсетричка, принесшая стопку с галимыми недоэротическими журналами, опустится на колени перед креслом, расстегнет халатик на груди и предложит помощь, смущаясь и отводя глаза.
Мечтал, чего
И контакт с такой — пусть даже предельно отстраненный и ни к чему не обязывающий — вызывал скорее оторопь, нежели возбуждение. А вот фон Винтер, судя по сальному взору и блеску на губах, видела в предстоящим нечто большее, чем рядовую медицинскую процедуру.
— Почему ты так напряжен? — она провела пальцами по груди и животу. — Твои мышцы — точно камень. Небольшие, но столь рельефные, что я чувствую волокна даже через перчатки. Мне нравится такой тип сложения. Тип молодого римского атлета, из которого тысячелетия спустя вырастут истинные воины кайзера.
От такой похвалы стало еще тошнотворнее. Меня оценивали не как мужчину, а как препарированную на столе лягушку.
Таким же тоном мегера могла бы оценить прочность сердца, крепость печени или эластичность сосудов. Не удивлюсь, если однажды эта садистка захочет насладиться моей внутренней красотой — причем в буквальном смысле.
Нет, можно, конечно, послать ее на хрен и высказать все в лицо, но тогда доверие будет окончательно утрачено, меня ждут нечеловеческие пытки, Анри — позорное рабство, а эльфов — полное истребление.
Как бы странно и ужасно это не звучало, но Ирма — наш единственный ключ к спасению. Больше во мне не заинтересован — Генри в лучшем случае продаст с молотка или отправит удобрять волшебную пшеницу.
Но если довести отношения с немкой до предела, я смогу прямо ею повелевать — а как еще можно растолковать уровень под названием «полное подчинение»?
Не представляю, получится ли приказать просто убить Генриетту. Вряд ли. И уж тем более сильно сомневаюсь, что очарованная садистка бросит свой преступный промысел и завербуется на светлую сторону.
Однако кто знает, на что пойдет по уши влюбленная нарцисска, когда внушу ей, что полковник тоже имеет на меня определенные взгляды.
Или по старой памяти оскорбляет немцев и всю Германию — особенно после того, как накатит вискаря и окунется в обсуждение былых баталий. Или же вовсе избавится от ученой, как только добьется своих целей.
Психически нестабильные женщины — опасней бочки с порохом в курилке, и если не воспользоваться этой возможностью, иного шанса уже вряд ли представится. И нас всех ждет жуткая и, что самое паршивое, совершенно бессмысленная смерть. Поэтому придется этой твари подыгрывать — до поры до времени.