Эрос пленных не берет
Шрифт:
Войдя в здание фирмы, Маргарита сделала вид, что ей страшно хочется поболтать с дежурным, на самом же деле задержалась, чтобы проверить — не войдет ли кто-нибудь вслед за ней. Дождалась, пока к лифту прошли две сотрудницы, и поспешила за ними.
В лифте у нее завопил телефон. Сотрудницы перестали разговаривать и синхронно повернули головы, а Маргарита стушевалась, потому что здесь, в тесной кабинке, казалось, что мобильник звонит слишком громко. Она поспешно приложила его к уху и не сразу поняла, что там такое шуршит у нее в ухе.
— Алло! — сказала
— Маргарита… — прошелестел бесплотный голос. — Маргарита…
Она сразу подумала, что звонит убийца. Чтобы пригрозить ей или сообщить, что он утопил в реке Жору Суродейкина, например. Волосы у нее на голове шевельнулись и встали дыбом — у самых корней, как шерсть дикого животного, попавшего в ловушку. На лоб из-под чёлки выползла капля пота, скользнула между бровей и повисла на кончике носа.
Маргарита разжала губы и выдохнула:
— Да, это я.
Лифт приехал на ее этаж, тренькнул, и она вышла в коридор на негнущихся ногах. Смотрела она только на свои туфли — так сосредоточилась, что не могла отвести взгляд ни на миллиметр в сторону.
— Это Митрохин, помните? — голос стал более ярким, было слышно, что где-то там, далеко, шумят машины. — Сосед Терехиной. Ну, с двенадцатого этажа…
Маргарита прислонилась спиной к стене и едва не сползла на пол. Гигантская волна облегчения захлестнула ее, швырнула на берег и отхлынула.
— Я поняла, — выдавила она из себя. — Что-то случилось?
— Вспомнил одну штуку, — снова понизил голос собеседник. — Про Терехину. Мы тогда с Алисой уже… ну… того. Вы понимаете?
— Понимаю. И что, что? Что вы вспомнили?
— Утром я пешком пошел по лестнице, ну, для тренировки. Спуск по ступенькам укрепляет сердечную мышцу даже лучше, чем подъём. Вы в курсе?
— Ну, ну! — торопила его Маргарита, которой казалось, что Митрохин никогда не доберется до сути. Или что связь прервётся, или что он раздумает ей рассказывать эту свою «одну штуку».
— И слышу — лифт гудит, и два голоса — бу-бу-бу — мужской и женский. И тут я понимаю, что женщина — это Алиса. Она вдруг громко так заговорила, я сразу ее узнал. И она такую странную фразу сказала. Даже прокричала. Ссорились они с тем типом. «Я от тебя просто психею! Лучше бы я ту лампу разбила. Надо было мне ее разбить, тогда бы я счастлива была». Я еще подумал — какая такая лампа? И как бы она счастлива была, если бы разбила? Вот если бы не разбила… «И как разбитая лампа могла сделать ее счастливой?
Маргарита по-прежнему прижималась спиной к стене. Всю эту абракадабру про лампу следовало запомнить. А еще лучше — записать.
— Это все? Точно?
— Точно-преточно. Я вам помог? — с надеждой спросил Митрохин. — После вашего прихода я совсем не сплю. Как будто виноват в чем. Сердце так и щемит. Жена беспокоится…
— У вас прекрасная жена, — не удержалась Маргарита. — Цветущая женщина. Наверняка есть много желающих ее у вас
— Э-э-э?
— Вы мне очень, очень помогли. Органы вам благодарны. Если вспомните что-то еще, звоните немедленно. — Она помолчала, не зная, как подвигнуть его на дальнейшее сотрудничество, и закончила в духе Остапа Бендера: — Родина вас не забудет!
Засунула телефон в сумочку и еще некоторое время стояла на месте, приходя в себя. Ну и напугал же ее этот тип! И историю вспомнил какую-то неправдоподобную. Чтобы Алиса сказала кому-нибудь: «Я от тебя психею?» Просто не верится. Может, Митрохин перепутал и это была не она? Маловероятно. У Алисы особенный голос, его вряд ли можно спутать с каким-то другим.
Маргарита посмотрела на часы и вздохнула. Скоро рабочий день закончится, а она сегодня целый день думала только о расследовании и работой почти не занималась. В конце концов, это не так страшно. Если ее прикончат, всем будет хуже. Интересно, а мерзкий Вечерников раскается тогда, что так грубо вел себя с ней? Очень сомнительно. А как бы хотелось увидеть его скорбную морду!
Такси уже давно стояло у входа в департамент, а Жора все не шел, хотя они и договорились ехать домой вдвоем. Маргарита звонила ему, но он не брал трубку. Тогда она спустилась вниз и со всеми предосторожностями добралась до его комнаты. Суродейкин был там, но выглядел очень плохо.
— Марго! — заявил он. — Я отравился тухлой рыбой. Купил на обед скумбрию горячего копчения, а она оказалась несвежей. И ведь я знал! Когда она еще на витрине лежала, я заметил, что у нее какой-то нехороший взгляд. Надо было уже тогда ее обнюхать, а продавщица, хитрая, положила ее в пакет и завязала морским узлом. Специально, чтобы я запаха не почувствовал!
Во время этой тирады Жора то зеленел, то бледнел. И двумя руками держался за живот.
— Но когда ты этот узел развязал, ты же должен был понять, что рыба испорчена! — попеняла ему Маргарита.
— Я решил, что она просто «задохнулась» в пакете. А кроме того, у меня на столе стоял сыр с плесенью. А он знаешь как воняет!
— Может быть, все-таки попробуем доехать? — с надеждой спросила Маргарита.
— Ну, давай, — с сомнением сказал Жора.
Они пошли к машине, обнявшись, и Ира, которая наблюдала за ними из окна, хлопнула себя ладонями по бокам:
— Смотри, какой потрясающий эффект у крема! Надо будет девчонкам побольше заказать. Фантастика.
Таксист всю дорогу с подозрением посматривал в зеркальце заднего вида на серо-буро-малинового Суродейкина, который бревном лежал на сиденье. А когда машина резко тормозила, замогильным голосом кричал:
— Ой, тошно мне!
Когда они добрались до места, бедный водитель был рад еще больше, чем его пассажиры. Маргарита расплатилась с ним и начала тащить Жору из машины. Случайно подняла голову и вздрогнула от неожиданности. Возле подъезда стоял Захар Шанов — хмурый как туча.