Эротические страницы из жизни Фролова

Архипов Велиар

– Что случилось?

Он и в самом деле не понимал, что он такого сказал.

– Не знаю, - растерянно пробормотала та, будто только как очнулась.

А он взял и рассмеялся. Просто взял и захохотал, вдруг вспоминая, как он несколько раз готовился к ее неминуемой пощечине, а она нанесла ее в самый неожиданный для него момент.

От его смеха нервно задергалась и Катька, а потом и Ирина, и они стали непонятно почему хохотать все втроем, в один голос, перехохатывая друг друга.

Потом Катька все-таки спросила, почему они на самом деле все смеются, и Виктор рассказал почему,

и они снова стали хохотать, то в один, то в два, то во все три голоса.

Его расслабившийся парень самопроизвольно выскочил из Катьки еще в начале смеха и теперь болтался в висячем положении, и когда Катька увидела это убожество, она снова изумилась:

– Ир, так он же у него почти нормальный…

А когда они, наконец, устали смеяться, она вдруг совсем серьезно и строго повторила Виктору:

– И все-таки не смей. Никогда не смей.

– Так она же не обиделась… - попытался оправдываться тот, уже понявший, за что получил пощечину.

– Не обманывай себя. Счастливее будешь.

Как они любят поучать мужиков. Пирожным их не корми…

А Катька уже и забыла о нем. Стянула с Ирки майку, завалила на кровать, уселась верхом на живот:

– Не бойтесь, я не лесбиянка. Но полюбоваться и мне хочется.

А Ирке вроде бы как и понравилось. Разбросала руки в стороны и наблюдает из-под ресниц, как та ее груди гладит и на ощупь пробует.

– А ты сильно ревновала, когда он меня трахал?

Ирка ответила не сразу.

– Не так, как ожидала. А ты хоть кончила?

– Я не умею. А ты умеешь?

– Да.

– Научи меня.

– Научу.

– А что нужно делать?

– Сильно хотеть. Ну и мышцы тренировать.

– Я хочу сильно. А все равно не получается. У меня вообще обычно там сухо.

– И на Виктора?

– На Виктора было мокро. Прямо текло.

– Значит получится. Только на него?

– Нет. Еще на одного. А на остальных сухо. Ты знаешь, у меня в жизни не было ни одной подруги, на которую я могла бы так бесстыдно усесться. А ты еще нам разрешишь?

– Да.

– И не будет сердце болеть?

– Вите же приятно. А я это чувствую. У меня у самой тогда все внутри щемит от удовольствия.

– Правда? Я никогда о таком не слышала. А я бы, наверное, не смогла. Знаешь, у меня был парень, да он и сейчас почти что есть - как раз тот, на которого у меня бывает мокро, так он все время хотел, чтобы с кем-нибудь вдвоем на меня одну, по очереди или как-нибудь еще, а я ни за что не соглашалась. Он как назовет кого-нибудь, так меня аж воротит. И сразу сухо становится, даже на него. Хорошо, говорит, давай тогда найди нам подругу. Так я ему сразу по физиономии ка-а-к заехала. Он аж упал. Три месяца не встречались. А потом подумала: интересно, а если бы я и в самом деле при нем другому дала, что потом было бы? Бросил бы или наоборот?

– А сейчас как ты с ним?

– Он считает, что я никуда не годная. Ничего не умею и плохо хочу. Я и в самом деле стала его хуже хотеть. Хотя он мне очень нравится. Не только в этом смысле, вообще, как человек. Чистый такой. Мягкий. Умный очень, почти как твой Виктор. Детей любит. Зарабатывает неплохо. И что интересно, совсем не гулящий. Я сама не пойму, чего это его на групповуху

тянет. Виктор, кстати, его видел пару раз. Даже разговаривал.

– А как получилось, что тебе понравился Виктор?

– А он, гад, на меня внимания не обращал. Я и так, и этак, чуть не голую задницу ему под нос сую, а он ноль внимания. Со мною никто себя так не вел. А потом однажды увидела с ним тебя. Как вы прямо на улице целовались. Вот, думаю, гад, инфантильным прикидывается. А оказалось, что ты его жена. Ну, думаю, если такая женщина с ним живет, значит, точно что-то в нем такое есть. И стала мокреть при одной мысли о нем. Вот так. Слушай, может это я на тебя мокрею? Смотри, опять…

И они расхохотались, как малые девчата.

Этот их обоюдный параллелепипедный взгляд на чуть приподнявшуюся над Иркиным животом Катькину промежность, подействовал на Виктора, развалившегося в полуметре от них, крепче конского возбудителя. Он даже почувствовал хлопок головки по своему волосистому подпупью, так оттянулся вдруг его освирепевший жеребец.

Раз так, значит пора.

Голая Катькина попка, примостившаяся у Ирки над самым лобком, показалась ему чуть приподнятой из-за того, что колени ее были широко расставлены, а сама она наклонилась к Ирине, упираясь в постель прямыми, слегка ротированными кнаружи руками. Точно, что лыжный трамплин, - глядя на ее выгнувшуюся спину, подумал Виктор. У самого Иркиного лобка щель между ягодицами разошлась, и на Иринкиных трусиках покоилось широкое и выпуклое Катькино межножье, и даже отдельные темные волосинки были видны, хотя ее кучерявая растительность почти целиком располагалась на верхнем этаже промежности. Можно было только слегка прижать Катькину талию к Иркиной и тогда ее приоткрытое преддверие расположилось бы так, что он вполне мог бы удобно примоститься и легко войти в него, уложив мошонку на необычно высоко выпятившиеся Иринкины чечевички. Трусики так плотно натянулись над ними, что глубоко врезались в расщелину, а внизу были совершенно мокрыми, и даже на простыни под нею он заметил влажные пятнышки…

Они там продолжали о чем-то шептаться, а Виктор даже растерялся, не зная, в какую первую воткнуть, в Катькину, все еще почти незнакомую, чем-то загадочную, непривычную, неизведанную, или в Иринкину, родную и близкую, тысячи раз опробованную, изученную им до мельчайшей крапинки, до самого незаметного подергивания мышц.

И в этот момент он вдруг как никогда ясно почувствовал, что вовсе она им не изведана, совсем еще не изведана, что она в бесконечное число раз загадочнее Катькиной, любой другой вообще, что он все еще не дознался в ней чего-то самого главного, самого таинственного…

Он буквально онемел от внезапно пришедшей к нему мысли, показавшейся ему такой бездонно глубокой истиной, глубже которой для него просто не может существовать. Что вся его жизнь, все поступки, действия и бездействия, весь он целиком, со всеми мыслями, эмоциями и желаниями, появился, существовал, существует, и будет существовать только ради нее, этой не имеющей приличного названия божественной сущности, которая обеспечивает ему его бессмертие… в детях, внуках, правнуках и дальше, дальше…

Орган бессмертия… Вечного продолжения его жизни…