Ёсь, или История о том, как не было, но могло бы быть

Ворон Вячеслав

– Стой, сын мой, тебе дальше нельзя.

– Кто это говорит? – спросил он.

– С тобой говорит твой внутренний голос, – ответил голос.

– Хм-м. Что за ересь, какой такой внутренний голос, я сам себе голос, – громко произнес Ёся.

– Я твой, Ёся, внутренний, раньше ты ко мне не обращался, но здесь место святое, здесь я сам к тебе обращаюсь. Ты меня слышишь, слышишь, – эхом повторил голос.

– Слышу, слышу, что тебе надобно, голос, говори прямо, – раздраженно произнес Стален.

– Сядь и слушай.

Стален сел на лавочку.

– Много веков назад, когда люди, как и ты, умели

перемещаться по воздуху и когда они были все равны и в мыслях и в поступках, явился им Ленин. Он и тебе являлся, потому ты и обладаешь сверхспособностью, он, кстати, и Троцкину помог в его телекинезе. Так вот, явился и спросил у них, что желают люди для полного счастья. А они, несмышленые, ответили, что желают ходить по земле, размножаться, как зверушки, через половой контакт и растить детей своих, как он, Ленин, растит их. Поверил им Ленин в доброе начинание и пустил оных наземь, дабы возродить доброе дело, начатое им. Спустились летающие люди и стали размножаться. Сначала все было мирно и пристойно. Так прошло много столетий, и народилось много народу. Стали люди разбиваться на пары, потом на семьи, семьи на родовые гнезда, гнезда – на целые популяции. Так появились села, города и даже столицы вроде Мехико.

– Ну и к чему ты мне это все балаболишь? Я это и без внутреннего голоса знаю, так в Писании написано, – возмутился Стален.

– Слушай дальше и не перебивай. Так появились собственники мест обитания, но по закону все принадлежало создателю. Только забыли об этом люди, много воды с той поры утекло. И здесь началось противостояние одних людей против других. Они, как слепые котята, решили, что они теперь решают, что, где и как.

Стален поймал себя на мысли, что это он уже где-то слышал. Голос продолжал:

– И братоубийственная экспансия закрутила свой маховик.

– И к чему ты клонишь? – осведомился Стален.

– А к тому, дурья башка, что ты возжелал убить своего брата, Льва, который тоже под Лениным ходит, остынь, посиди, подумай и спроси у себя, так ли ты хотел прожить свою жизнь. Во крови и терроре или в любви и добре. И реши для себя: «Что такое хорошо и что такое плохо».

Стален задумался на мгновение и вдруг заметил, как с лавочки напротив восстал Лев. Маленький, тщедушный, с козлиной бородкой и впалыми щеками, он производил впечатление жалкого торговца газетами с улиц столицы, нежели великого оратора и идеолога революции.

– Поговорим? – осторожно произнес он.

– А чОм, Лев, мнЭ с тобой говорить? – Стален сдвинул брови. – Ты, сцуко, язвил и злил мЭнЭ, а теперь хочеШ, штоб я погАвАрил.

– А как ты хотел, Ёсиф? Я не так-то прост, как тебе кажется, – он посмотрел на люстру, она покачнулась и зависла под наклоном. Тысячи восковых капель моментально полетели на пол, с треском окропляя холодную плитку пола.

– Ты мЭне Этим не ИспугаИш, Лев, я твои штучки научился укрощать. Стален молнией взметнулся к люстре и одним облетом вокруг нее вернул ее на место. И сам тут же вернулся на свое.

– Да, Ёсиф, за долгие годы нашего знакомства, ты только совершенствовался в своем мастерстве. Но и я тут без дела не сидел, – он щелкнул двумя пальцами обеих рук, на цыганский манер.

В дверях часовни появилось несколько фигур крепко сложенных парней.

– Шо

хозяин трэба? – сказал первый.

– Ми уси у вашому распорядженни, – сказал второй.

И тут Стален заприметил знакомое лицо. Среди юношей был портье. Тот самый портье, что еще намедни вместе с ним ел кактус.

– Эй, украинец, ты ли это, никак в толк взять не могу? – заговорил на славянском грузин.

– Так точно, товарищ министр, – отчеканил бывший портье.

– Ты шо, з лузду зьихав, шо ты мелешь, якый це министр, ось наш министр, та батко, Лев Давидович, – сказал третий указывая на Троцкина.

– Хлопци, та це ж Стален Ёсиф, министр Страны Советов, я вам росповидав о йом, – оправдался украинец.

– Скрутите его и свяжите, только смотрите, он, сцуко, сильный, – приказал Троцкин.

Парни двинулись на Сталена, портье остался позади.

– Стоять, не двигаться, – скомандовал Стален.

– Ха пробачтэ, вин еще и командуе. А ну, хлопци, навались, – прокричал первый.

– Айда, – вторил второй.

– Ну, сцуки, держитесь.

Стален взметнулся ввысь, к крюку, на котором висела люстра, и со всей силы рванул за него. Потолок затрещал, и у основания крюка появилась трещина, обнажив резьбу крюка. Люстра заскрипела и с железным лязгом устремилась вниз. Тела парней прошли между спиц люстры, и они оказались в ловушке нижнего кольца, на котором были закреплены свечи. Некоторые из них после падения продолжали гореть. Парни продолжали стоять, зажатые люстрой. От горящих свечей повеяло запахом паленой человеческой кожи. Некоторые из парней стали вскрикивать и пытаться высвободиться.

– Не суетитесь, дети, – громко скомандовал Троцкин, и люстра мгновенно взлетела вверх, зависнув над ними.

Быстро сообразив, что они свободны, четверо парней набросились на Сталена и в минуту скрутили гегемона, тот даже не успел опомниться.

– Свяжите его, да покрепче, чтоб и мысли не возникло бежать, – Троцкин пробросил им бечевку, не понятно откуда взявшуюся.

– Ну, сцуки, висеть вам всем на суку. Украинец, ты чё стоишь, ты ж со мной кактус с одной тарелки жрал, помоги мне! – вскричал Ёсиф.

– Ни, нэ можу, товарищу Сталену, я – за Леву, он менэ руцю дружбы протянув, – пролепетал под нос украинец.

– Тогда и тебе… – не успел договорить Стален и получил самодельный кляп в рот.

– Несите его ко мне в резиденцию, – приказал Троцкин и вышел из часовни.

Стален пытался вырваться, связанный по рукам и ногам до тех пор, пока совсем не обессилел и не обмяк в руках четырех громил.

Летучий голландец

Придя в дом Арманд, Ёсиф и Надя незаметно пробрались по коридору, вышли во двор и спустились к себе в номер. Стален рухнул на койку, не снимая одежды и ботинок, и закрыл глаза. В его голове мысли, будто морские волны, набегали друг на друга, не давая собраться и сосредоточиться. Он потер руками глаза. Надя сидела напротив и смотрела на него с явным чувством сострадания. Она по-своему, по-матерински любила этого человека. И только она могла усмирить его внезапные вспышки агрессии или вывести его из ступора. Она пересела к нему на койку и обхватила его голову руками. Положив голову на одну руку, другой стала нежно поглаживать его густые волосы.