Есаул из будущего. Казачий Потоп
Шрифт:
Зато литовская шляхта на востоке страны начала массовый переход в православие. Царь однозначно дал понять, что неправославных помещиков в Белой Руси под его властью не будет. Впрочем, для многих шляхтичей эта смена религии была не первой. Уже в то время для шляхты владение крепостными было несравненно важнее религиозной принадлежности.
Последний островок спокойствия в бушующем море войны захлестнули боевые действия.
Шокирующая неожиданность произошла и на западе континента, в Мадриде.
Мадрид, Пуэрта дель Соль, 26 декабря 1639
У прогремевшего на весь христианский мир с окрестностями события имелась предыстория. Еще в «зиму планов» с тридцать седьмого года на тридцать восьмой для нейтрализации опаснейших для казачества исламских пиратских гнезд в Средиземноморье Аркадий предложил использовать какую-нибудь местную христианскую державу. После короткого анализа возможностей остановились на Испании. Венеция, Генуя, Мальта такое мероприятие не потянули бы, Франция нацелилась на союз с исламом, развернуть их на сто восемьдесят градусов в данном вопросе представлялось нереальным. Англия и Голландия имели слишком большой интерес в Левантийской торговле.
Правда, возникла проблема: каким образом подвигнуть их на такое сложное и затратное дело? У империи, над которой никогда не заходило солнце, и без пиратов Алжира и Туниса трудностей хватало. Каким образом сделать уничтожение исламского пиратства приоритетным, главным для испанцев?
Думали долго, но, кроме предложения того же Москаля-чародея об очередной кровавой провокации, никто ничего толкового измыслить не смог. Кстати, хоть были его товарищи и сами пиратами и разбойниками, идею уничтожения христианского короля встретили без восторга. Священность особы монарха тогда еще не была пустым звуком. Впрочем, не найдя альтернативы, с планом согласились, но отложили его в долгий ящик. И людей подходящих не нашлось, и денег такая спецоперация требовала немало, а их и на повседневные дела всегда не хватало.
Все изменила встреча Москаля-чародея в одном из донских городков.
Аркадий возвращался после короткого визита в Верховья Дона для разбирательства по поводу неудачи с мартеном. Как у запорожцев, так и у дончан его постройка ни к чему хорошему не привела. Попытка разобраться в причине неудачи и соответственно больших напрасных расходов не удалась. Попаданцу элементарно не хватило знаний по металлургии, а Интернета или справочной литературы здесь не было. Подтвердив правильность постройки передельных печей (сталь-то нужна!), поехал обратно. Естественно, в самом что ни на есть отвратительном настроении.
Никак не улучшила самочувствия Аркадия и начавшаяся вдруг течь в старом струге, на котором он путешествовал по реке. Пришлось срочно причаливать у первого же городка на берегу, и быстрого ремонта никто не гарантировал.
На Педро, ошивавшегося невдалеке, поначалу он внимания особого не обратил. Ну, казак как казак. В эклектичной одежде – в смысле, что с кого снял, то на себя и напялил. Посему рядом с дорогими османскими сапожками соседствовали как бы не хлопские шаровары, а золоченая рукоять роскошной персидской сабли неестественно выглядела на латаной-перелатаной черкеске. Кстати, газырей на этой одежде еще не нашивали, огнестрельное оружие у черкесов было пока редкостью. Впрочем, попаданец проявил инициативу и попросил сделать кармашки под бумажные патроны для ружья на своей черкеске. Следовательно, можно было не сомневаться, что последователи не заставят себя ждать. Как среди казаков, так и среди
Ростом и фигурой встречный тоже не выделялся, а резко очерченное лицо с рыжеватой бородой Аркадий посчитал признаком мингрельского или хевсурского происхождения, уже знал, что среди горцев такой окрас волос не редкость. Но длинная и экспрессивная тирада, выпущенная встречным в адрес какого-то купчика или приказчика (без сабли и пистоля на поясе), поставила такую версию под большое сомнение. Ругался бородач на каком-то из латинских языков, с немалыми включениями русского и немецкого.
«Итальянец? Француз? Испанец или португалец? Куда только судьба человека не заносит… Но для француза он недостаточно гундос, итальянцы вроде бы говорят мягче… Впрочем, на хрена гадать, если можно познакомиться и спросить?»
Задумано – сделано:
– Здравствуйте, люди добрые! Меня Москалем-чародеем кличут, может, чем могу помочь?
Купчик, или скорее приказчик, уж очень молод и небогато одет, услышав имя подошедшего громилы, явственно побледнел. Видимо, слышал о колдуне с таким именем какую-то страшную байку, возможно, и не одну.
– Меньа Педро зовут, по-вашему Пьотр. Эччеверия.
– Дон, – не вопросительно, утвердительно уточнил Аркадий, уловив тональность самопредставления.
– Дон, – кивнул Педро.
– Испанец?
– Эускалдунак! – гордо вскинул голову новый знакомец.
У попаданца натурально вытаращились глаза, о такой национальности он слыхом не слыхивал.
Собеседник, сообразив, что на другом конце Европы о самоназвании его народа вряд ли кто знает, тяжело вздохнул и внес разъяснения:
– Басками нас соседи називают. Баски – это…
– Да слыхал я о басках, – улыбнулся Аркадий. – Ваши предки самому Карлу Великому тумаков надавали, древний и храбрый народ.
Сверкнув было глазами, когда собеседник его прервал, Эччеверия тут же успокоился, услышав уважительный отзыв о своих предках.
– Да! У нас все принадлежат к благородному сословию.
– А пошто на… – Попаданец завертел головой. Пока они вели с баском короткий диалог, приказчик будто испарился. – Пошто на торгаша взъелся?
– Этот… этот… – Далее последовала развернутая характеристика сбежавшего торговца с экскурсом в его генеалогию (причем, по мнению Педро, в число предков приказчика входили не столько люди, сколько ишаки, свиньи и бараны). Большое количество иностранных ругательств не позволило сразу разобраться в сути претензий.
Решив, что новый знакомец хоть на этот вечер поможет решить проблему сенсорного голодания, Москаль-чародей пригласил казака-иноземца к своему костру, уже разведенному джурами. Баск не стал чиниться и приглашение без раздумий принял. В беседе у огня, в ожидании кулеша, рыжебородый рассказал, что ему желательно срочно попасть в Азов, а торгаш заломил за место в своей барже несусветную цену – два рубля.
Сумма по нынешним, особо доходным временам не то чтобы большая, особенно в свете огромности казацкой добычи за последние годы, но Педро проболел часть зимы и всю весну, сильно поиздержался и платить столько не захотел (или не мог). Именно из-за болезни он не принял участия в походах этого года, сейчас же надеялся пристроиться в донской столице к какому-нибудь воинскому мероприятию. Жить иначе как с сабли и пистоля он не умел, да и не желал уметь.