Еще более дикий Запад
Шрифт:
Площадь.
Помост, укрытый золотой тканью, и знакомое кресло на нем. Надо же, вынесли. А ведь тяжеленным гляделось! На кресле — человек в алых с золотом одеждах. И шелка яркие, что кровь. Сам же человек стоит так, что смотреть на него сложно — солнце глаза слепит. И я щурюсь, заслоняюсь от яркого этого света.
Иду.
И главное, я прекрасно понимаю, что сплю, что все не взаправду. Но это странным образом только больше злит. Вот почему нормальные люди во сне что-нибудь приятное видят?
Шоколада захотелось.
И в животе заурчало.
Это урчание было таким громким, что человек, сидевший на троне, повернулся ко мне. Надо же, а помню эту рожу распрекрасную.
— Привет, что ли, — сказала я, подавив зевок. Нет, этак я точно свалюсь, если и там, и тут жить буду.
— Проклятая кровь! — возопил этот, в одеждах, и руки воздел.
— Скажи чего-нибудь нового.
Я поглядела.
А высоконько-то забралась. Или это как во сне? Сделал шаг, а уже вроде и на вершине горы, стоишь, глядишь, рукой пропасти помахиваешь?
Пропасти не было, но имелась лестница, которая терялась там, внизу. И люди, что окружали и помост, и лестницу, и нас вот… а они нагишом ходят — это нормально? Нет, шкуру там расписывают золотом и серебром, и еще камушками драгоценными, отчего кажется, будто они чешуей покрыты.
А главное, весь срам напоказ!
Я покачала головой.
— Ты пришла, — тот, на троне, поднялся, опираясь на посох. А тяжеленный с виду! Таким по башке кого приложить — самое милое дело.
— Можно подумать, у меня выбор был.
Я подавила очередной зевок.
— Что вам от меня надо?
А то и вправду, само это, чую, не прекратится. У меня же ж тоже нервы имеются, это же ж никакого порядку не будет, если то тут, то там.
— Отпусти нас, — сказал он.
— Куда?
— В смерть, — прекрасное лицо исказила судорога. — Позволь уйти.
— Идите.
Я сказала это громко, чтобы слышали все, но ничего не произошло. Может, надо еще громче?
— Бестолковая, — покачал головой найпрекраснейший покойник.
— Какая уж есть, — я опустилась на ступеньку и подвинулась. — Садись, что ли. Поговорим?
Он хмыкнул. И посох свой перехватил. А я еще подумала, что если он этим посохом меня приложит, то я помру или проснусь? Но он посох приткнул сбоку кресла и спустился.
Сел.
Рядом так.
А ведь я чувствую, что он неживой. То есть, нельзя сказать, чтобы совсем мертвый — мертвяки другие чутка — но и не живой.
— Звать-то тебя как?
— Солнцеподобный.
— А для друзей если?
— Ты не друг.
— Ну почему, я ж вроде и не враг… ты извини, — стало вдруг стыдно, что я его ограбила. Ну и кости в беспорядке оставила. Может, надо было хотя бы в кучку сложить, так оно вежливей.
— Ничего.
— Чего?
— Ты спрашивала имя. Кархедон. Так меня нарекли при рождении.
— Милисента, — руку протягивать я не стала. — Так… что мне надо сделать, чтобы вы того… ну, окончательно померли? Сиу сказали, что город сам рухнет теперь, но похоже ошиблись, да?
— Да.
— Как вы… ну, они говорили… и тут… — подумалось вдруг, если кто и знает, что за внезапная любовь мозги людям затуманила, то это кхемет.
И Кархедон, раз он тут за старшего.
— Да и вообще, что произошло?
Те, внизу, стояли и смотрели. И наверное, чего-то ждали.
— Сложно сказать, — Кархедон поднял алые одежды и поскреб ногу. — Клопы… клопы как-то вот совершенно не поддаются воздействию.
— А то, дустом их тоже хрен вытравишь, — согласилась я. — Правда, как-то Эдди, это брат мой, приволок орочий артефакт, так ни одного не осталось.
— Примитивная сила лучше действует на примитивный разум.
— А у клопов разум есть?
О чем-то мы не том говорим, но ведь неплохо же ж сидится.
— Понятия не имею. Как-то вот не задумывался… а что до твоего вопроса, то что вы знаете о сотворении мира?
Тут уж пришла моя очередь хмурится.
— А тебе по какой версии? — уточнила я.
— Есть разные?
— А то! Мамаша Мо полагает, что мир сотворил Господь единый в семь дней. Или в шесть? В общем, волей своей. И все сущее. И еще демонов, ангелов, ну и орков тоже. А в Большой британской энциклопедии писали, что мир возник в результате естественных процессов. Солнце взорвалось…
Я поглядела наверх, убеждаясь, что солнце никуда-то с небосвода не делось. Висит. Светит.
— Ну а дальше эволюция случилась. И все-то живые твари возникли в процессе её.
Кархедон задумался.
— Когда-то давно, когда из чрева Великого дракона исторглось пламя, из него и плоти дракона возникло великое множество миров.
То есть начнем мы еще оттуда? И сколько ж мне спать придется, пока до сути доберемся? Но недовольство свое я при себе оставила.
Да и есть ли оно?
Сидим вот. Хорошо же ж сидим. А что бредовый сон, так что от снов нормальности ждать?
— Кровь принесла жизнь в эти миры. Из крови этой возникли драконы, а после и все-то иные существа, — Кархедон вновь замолчал.
— Значит, драконы существовали?
— А ты не поняла? — он повернулся ко мне.
— Нет. Я не особо понятливая, — сказала я чистую, между прочим, правду.
— Проклятая кровь…
— Да хватит уже, — я подавила зевок. — Какая есть. Можно подумать, я этого хотела… так что там с драконами?