Еще более дикий Запад
Шрифт:
Вдруг да это тоже важно?
Но бояться долго я не умела, да и Молли поспешила.
— Не отставай!
Отстала бы, да охрана не позволит. Если подумать, то с этой парочкой я справлюсь, хотя вот коробило меня людей убивать. Тех, которые сами меня убить не пытаются.
Да и остальных тут много.
Браслетик опять же. Вдруг да действует?
Но и прихорашиваться я не стала. Я в гости не напрашивалась, а раз уж позвали, то пускай принимают такой, какая я есть. И пошла за Молли.
Мимо голема.
И
Жалко.
Из пещеры поднимались по лестнице, которая сперва была грязною и тесною, но после обыкновенный камень сменился благородным мрамором. А на мрамор и красная дорожка легла, чтоб совсем уже по-богатому.
Стены тоже побелели, после оделись дубовыми шпалерами. На них появились картины в золоченых рамах. Солидные такие. А я, глядя на это великолепие, — у нас, небось, и у мэра дом не такой богатый — подумала, что права Молли.
Хрен бы эти мастера сами все тут обустроили.
На душе стало мерзко. Казалось бы, какое мне дело? До короны, до мастеров, до игрищ этих в политику? А все одно мерзко.
Мы остановились перед дверью, которая средь прочих выделялась размерами да еще обилием позолоты. Причем золотые виноградные ветви, прикрытые золотыми листьями, мне почему-то казалось лишними, будто появились они на двери не сразу, но только сейчас.
И клеили их наспех. Вона, слева чуть выше, чем справа.
— Запомни, — голос Молли дрогнул. — От того, насколько понимающей ты будешь, зависит твоя судьба. И не только твоя.
Она вдруг взяла меня за руку и стиснула пальцы так, будто сломать эту руку хотела.
Может, и хотела. Да силенки не те.
— Твой дурноватый братец, конечно, сунется тебя спасать. И тут все может пойти по-разному… он может погибнуть в процессе. Спасательные операции, чтоб ты знала, порой весьма опасны. А может занять место, достойное его талантов!
И ущипнула.
Вот же… собачья дочь!
— Я тебе шею сверну, — пообещала я ласково. И подумала, что чем-то становлюсь похожей на сиу. Вот и враги появляются.
Личные.
— Хотя… — Молли потрепала меня по щеке. — Учитель милосерден. Он никогда не причинит боли тем, кого любит. Надо лишь понять для себя, достойна ли ты его любви.
И вперед подтолкнула.
А дверь взяла да раскрылась. Честно, ожидала, что там трубы заиграют, барабаны или еще чего. У нас в городе вот всегда оркестр для торжественных случаев выводят. На трубе играет сын мэра, а барабанщиком — шериф. Остальные уж как придется, но играют громко. Матушка правда говорит, что не всегда по нотам, но ведь главное, что получается торжественно.
А тут…
Снова дорожка.
На сей раз, правда, золотая. И мебель тоже золотой тканью обтянута. И шторы с золотыми розами да коронами. А матушка утверждала,
Так вот он какой…
Змееныш.
И вправду Змееныш. Старик, он был… не знаю, таким, что дух захватывало. А этот… этот похож, да. И красивый. Только прямо коробит меня от этой красоты.
Черты лица правильные.
Волосы зачесаны гладко.
Костюм… черный, а не золотой. Но в ухе поблескивает серьга, а на тонких пальцах — перстни. Помнится, Кархедон тоже их любил. Может, это у него драконья кровь так проявилась? Но я-то в себе любви к золоту не ощущаю.
Я прислушалась.
Точно не ощущаю. И трепета душевного. А вот Молли… стоило ей увидеть этого вот засранца, как поплыла, иначе и не скажешь. Вот пристрелите меня, если я когда-нибудь хоть на кого-нибудь буду глядеть таким вот овечьим беззащитным взглядом, полным немого обожания.
Рот её приоткрылся.
Щеки заалели.
И ресницы дрожат.
— Я… привела её, — сказала она низким хриплым голосом. И у меня от сказанного прям уши загорелись.
— Я вижу, Молли. Я тобой доволен.
А вот он говорит спокойно, только от самого звука его голоса она едва не подпрыгивает. И вся загорелась просто, того и гляди вспыхнет от переполняющего счастья.
Да уж.
Если тут кому шею свернуть и надо, так это Змеенышу.
Он же поднялся, выбравшись из кресла, обтянутого вызолоченной — не знала, что такая бывает — кожей. И подошел к нам.
А он невысокий.
И носит туфли на каблуке. Когда подходил, я заметила. И едва не фыркнула. Старик тоже ростом не отличался, что не мешало ему глядеть на других сверху вниз. А этот вот… пыжится.
Змееныш.
Он погладил Молли по щеке, и та закрыла глаза, блаженно выдохнув. А Змееныш обратил свой взгляд на меня. Глаза у него красивые. Золотые.
Драконы любят золото.
Надо будет спросить при случае, сами по себе они любят, или это что-то да значит. Вдруг да окажется, что золото им сил прибавляет. Или еще чего?
— Вот мы и встретились, — сказал он так, что у меня по спине мурашки побежали. А заодно появилось желание убраться куда подальше.
Вместо этого я кивнула.
— Молли, иди, дорогая. Ты устала. Тебе нужно отдохнуть. Хорошо отдохнуть. Я хочу, чтобы сегодня вечером ты была красивой. Ты всегда была красивой и будешь такой, но сегодня я жду от тебя чего-нибудь особенного…
Ох, как щеки румянцем вспыхнули. Надеюсь, что только у неё.
А он опять на меня вперился. И я на него смотрю. Золото в глазах переливается, мерцает, уговаривая поверить ему. И обещая все-то чудеса мира в мое единоличное пользование.