Еще один год
Шрифт:
— А я сейчас понял одно, — Драко нахмурился. — Этот год я доучиваюсь, но со следующего года про Хагрида и его предмет забываю. Ну его нахер, все равно ничего путного я там не узнаю. А весь его пятый курс при необходимости я смогу выучить за пару недель.
— Гермиону жалко. Всерьез ведь обидится.
— Да, это проблема.
Драко уже давно не был тем каноническим подонком и негодяем, каким его видел Поттер. Вернее он им так и не стал. Он изменился, и изменился сильно. И, несмотря на то, что классовые и кровные противоречия между
Это был совсем другой Драко. И сейчас он говорил искренне и по делу.
— Мы помиримся и поговорим. Надо постараться донести до неё все эти мысли, — наконец я тоже принял решение. — И знаешь что, Гох? Если Дамблдор не пригласит на следующий год другого преподавателя, то и я откажусь от ухода за магическими существами. В самом деле, два урока в неделю, почти три часа личного времени, которое можно провести с гораздо большей пользой.
— Вот и я о том же. Да я лучше на Зелья это время потрачу.
С Грейнджер мы помирились. А вот факт того, что этот год уже не такой безоблачный, как предыдущий, совсем не радовал. Мы уже не первый раз цеплялись с ней из-за каких-то малозначительных слов и второстепенных тем. До открытой ругани еще не доходило ни разу, но и такая словесная пикировка удовольствия приносила мало.
Хагрид, его предмет и ему подобные вещи лишь повод для проявления недовольства. А вот причина крылась гораздо глубже.
В пятничный вечер я пригласил Лавгуд прогуляться. Мне давно уже не терпелось выяснить кое-какие детали, и я всерьез рассчитывал, что наконец-то получу ответы.
— Как ты это делаешь? — спросил я Луну. Мы присели на ту самую скамейки, где когда-то я вручил ей первый подарок — зачарованный аквамарин.
Вокруг нас порхали бабочки. Пахло медом и пыльцой. Большой шмель — настоящий воздушный тигр, подлетел к нам. Луна протянула руку, и шмель уселся на неё, немного походил, шевеля усиками, а потом улетел, басовито гудя.
— Иногда я вижу вероятности и те из них, которые имеют больше шансов на реализацию, — просто ответил девушка, провожая взглядом насекомое.
— Расскажи об этом.
— Представь себе лист бумаги, который исчерчен линиями. Они пересекаются между собой, образуя сложный узор, похожий на трещинки на стекле, — Луна говорила легко и свободно, словно была рада наконец-то рассказать о своих необычных способностях. — Внизу листка прошлое, а сверху будущее, и я понимаю, по какой линии правильнее идти, и на какой развилке куда надо свернуть.
— Так ты выбираешь, что и когда говорить и как действовать?
— Да. Вот только в детстве все это было словно в тумане, и не так часто. И мне приходилось очень тщательно прислушиваться к интуиции.
— А сейчас?
— Похоже, моя способность растет.
— Это наследственный Дар?
— Да, но он передается лишь по
— А ты? — я до конца не понимал, что скрывается за данным термином.
— А я ее дочь. И если раньше я видела лишь свой путь, то теперь к нему добавились и другие.
— Твои друзья, — догадался я.
— Да, я стала видеть и их вероятности. Очень слабо, но вижу. Хуже всего я угадываю Невилла, чуть получше Драко и Гермиону. А сильнее всего тебя.
— Почему так? — я задал вопрос, ответ на который, по сути, уже знал. Или догадывался.
— Это произошло в первые месяцы, как я поступила в Хогвартс, — Луна нахмурилась, и между ее бровей пролегла тоненькая морщинка. — Раньше я видела лишь себя, а потом появился ты, — она охватила руками плечи и убежденно добавила. — Ты не должен был учиться на Когтевране. Нет, вернее не так… Как раз ты-то и должен был попасть на Когтевран. Но вот настоящий Поттер никогда и не при каких условиях не мог здесь оказаться. Ему бы подошел Слизерин или Гриффиндор. Ты ведь понимаешь, о чем я говорю?
— Да, — я сглотнул и глубоко вздохнул, прислушиваясь, как таинственное тепло, зародившееся в сердце, охватывает все тело. То, о чем мы сейчас заговорили, было важно, невероятно важно. И оно подразумевало не только настоящее, но и имело колоссальное значение для всего будущего. И моего, и Луны, и еще множества людей. Мы словно подошли к той самой развилке на листе бумаги, о которой мне говорила Лавгуд.
— И в моей жизни я увидела новую развилку. Ее не было раньше. И оба пути казались правильными и верными. Они одинаково подходили мне, хоть и были разными.
— И что?
— С таким я столкнулась впервые, — она вздохнула и добавила спокойно, не пытаясь вызвать сострадание, а просто констатируя очевидное. — Мне пришлось очень тяжело, так как я тогда не была готова к выбору. И я откладывала его, сколько могла.
— Но ты его сделала, да?
— Да, в тот вечер, когда ты выходил из нашей гостиной и собирался отправиться в ту деревушку. У тебя имелись три вероятности — погибнуть и не выполнить задуманное; выполнить, но все равно погибнуть или сильно пострадать; и ничего не сделать, лишь только спугнуть цель.
Я молчал. Мне не хотелось говорить. Но не от того, что я не мог найти слов, а от совершенно других причин. Передо мной сидела чудесная девушка, с дивной внешностью и невероятными способностями, и сейчас она говорила об очень важных вещах. О невероятно важных.
Очутившись здесь, я знал, что рано или поздно мне придется столкнуться с симпатией, с теми девушками, которые нравятся мне и с теми, которым я сам нравлюсь. И мне придется делать выбор…
Частично я его уже сделал, пригласив Луну на Бал. Правда, тот поступок я оценивал скорее как более дружеский, хотя, безусловно, он и нес в себе нотки романтики и даже первой влюбленности.