Еще один шпион

Корецкий Данил Аркадьевич

В конце обеда зазвонил сотовый. Марина, легка на помине.

– Брута привезешь? – спросила, как не в чем ни бывало. – Я ему такое рагу купила, закачаешься. Целых полтонны, неделю отъедаться будет после родительской овсянки.

Евсеев чуть не рассмеялся в голос. Надо же, у Марины тоже имелись свои священные дары – для загибающегося от сбалансированного питания Брута! Пес, будто услышав, что речь идет о нем, приподнялся и вопросительно хрюкнул. С Мариной у них было полное взаимопонимание и даже родство душ. По крайней мере ей не приходилось, как отцу, дважды повторять команды и выходить из себя (или просто она чувствовала,

какие команды давать стоит, а какие нет?). В результате Брут жил как бы на два дома и чувствовал себя при этом прекрасно.

– Привезу твоего Брута, не волнуйся, – сказал Юрий Петрович в трубку. И спохватился: – Если только родители, конечно, не будут против.

Петр Данилович развел руками: какие проблемы? Клавдия Ивановна поджала губы и отвернулась.

Глава 12

Легенды прикрытия

Решение по Мигунову принимал не Паркинсон. И даже не Фоук, хотя именно он, скорее всего, и «продавил» его в высоких инстанциях. Но озвучить это решение, а также заручиться поддержкой лучшего в ЦРУ «композитора ситуаций», специалиста в области оперативного моделирования, предстояло именно Паркинсону – как шефу Русского отдела.

Специалист по эксфильтрации Грант Лернер в последние годы стал носить линзы и зачесывать назад слегка поредевшие волосы. Во всем остальном он оставался прежним Лернером: точным, циничным, холодным, даже демоническим, с возрастом все более походившим на зрелого Джека Николсона в «Иствудских ведьмах» – на первый взгляд не похожего на дьявола, но между тем именно им и являющимся.

Лернер внимательно выслушал начальника Русского отдела, вычленил главное и задал уточняющие вопросы:

– Значит, Родион Мигунов не просто перспективный агент, но и «ключ» к важной стратегической операции?

– Да, – ответил Мел.

– И условием выполнения возложенной на него задачи он поставил освобождение из особорежимной колонии его отца – того самого «Зенита»?

– Да, – кивнул Паркинсон.

– И вы согласились на его условия, – не спросил, а утвердительно сказал Лернер.

– Да.

– И теперь вы хотите, чтобы я повторно попытался сделать то, что один раз мне уже не удалось?

Паркинсон взглянул на свои ладони, длинные и сухие, как у египетской мумии, и в четвертый раз сказал:

– Да.

– Такого в моей практике еще не было.

Лернер поднялся, одернул пиджак.

– Я подумаю, – сказал он на прощанье.

Грант перезвонил через неделю и назначил встречу.

– Я возьмусь за эту работу, – без прелюдий сообщил он. – Первое, что мне нужно, это свободный, в разумных пределах, бюджет.

– То есть неограниченный, – уточнил Паркинсон.

– Второе, – сказал Лернер, пропустив замечание мимо ушей. – Мне необходимо попасть в состав международной экспедиции «Заозерский феномен», которая начнет работу через месяц. Легенду я продумаю, вы обеспечите ее достоверность.

– Я понял, – сказал Паркинсон и растянул губы в улыбке. – Это все, или будет еще что-то третье?

– Не исключено, что появится. И третье, и четвертое, – спокойно сказал Грант Лернер. – Во всяком случае, работать мы будем по нескольким линиям одновременно. Я продумаю легенды прикрытия...

* * *

Антарктика. Минус сорок два. Ветер двадцать восемь

метров в секунду. База поискового отряда доктора Б. Эшборна в сотне километров от антарктической зимовки «Старый Палмер». Это территория так называемой «Южной Метеоритной Плантации». Шесть пирамидальных палаток, дизель-генератор, вездеход. И голубой флажок с забавным пингвином и аббревиатурой ANSMET (Антарктическая программа по поиску метеоритов), чудом не разлетевшийся еще на мелкие клочки под ударами ветра. Из-за поломки солнечных панелей четыре человека остались на базе, чтобы устранить неисправность. Остальные члены группы на снегоходах цепью прочесывают ледник в поисках вожделенных серых, черных и бурых вкраплений на ослепительно белой поверхности. Сверяясь по GPS-навигаторам, группа достигла рубежа, где вчера поиски были остановлены. Большая часть людей спешивается и чуть ли не ползком, пригибаясь под ветром, продолжает путь на своих двоих – так больше вероятности ничего не пропустить. Несколько человек подгоняют снегоходы следом, не давая морозу обездвижить технику.

– Бэзил, это Хогвуд. Сейчас у меня пальцы отвалятся, Бэзил, – пожаловался по внутренней связи человек в оранжевом климатическом комбинезоне. Лица не разглядеть, оно спрятано за черной шерстяной маской. – Только начали, а мне уже кажется, будто пассатижами кости дробят.

Они шли в пятнадцати метрах друг от друга, но переговариваться без рации было невозможно, в воздухе стоял реактивный гул.

– Это все ветер, – отозвался доктор Эшборн. – Сделай «наши пальчики играли».

– Делал. Не помогает.

– Тогда думай о другом. О приятном.

– Я думаю о других странах, Бэзил. Где нет такой чертовой погоды.

– Вот-вот.

– Даже в Сибири сейчас теплее, чем здесь! Главное, метеоритов там сейчас куда больше, чем здесь! И не этих «клопов», которые мы с тобой ищем... Глыбы никелистого железа! Свежего, без следов контаминации! Глыбы! Слышишь меня?

– Еще не факт, что железо, – буркнул Эшборн. – А если кометное тело? Или каменный хондрит?

– Я никак не возьму в толк, как это могло произойти! – Хогвуд, похоже, его не слышал. – Гигантский метеорит! Невероятно! «Заозерский феномен»! Событие планетарного масштаба! Я чуть не спятил от радости, когда услышал! С семи лет мечтал о чем-то таком! Нет... с пяти лет! Мечтал – и вот на тебе, дождался!..

– Если будешь орать, воспаление легких подхватишь вдобавок, – предупредил его доктор Эшборн.

– Ведь я лично вручил наши с тобой заявки этой старой лисе Гульвигу! Он заверил, что место в международной экспедиции нам обеспечено! Сто процентов! Сто двадцать процентов! Можешь, говорит, заказывать билеты в Заозерск и покупать бутылку шампанского! Черт побери, Бэзил, ведь мы с тобой ученые с мировым именем! У нас самый высокий рейтинг цитирования в сообществе! Как так могло получиться? А?

Доктор Бэзил Эшборн ничего не ответил, но даже маска его (точно такая же, как у Хогвуда), кажется, приобрела трагическое выражение.

– А он кто такой? Этот П-пер ... П-першинг какой-то!! – от возмущения Хогвуд даже заикаться начал. – Сэмюэл, мать его, Першинг! Раздери меня медведь!! Кто он вообще такой, Бэзил? Ты слышал о нем хоть что-нибудь?

– То же, что и ты, – с горечью проговорил доктор Эшборн. – Что было написано во вчерашнем бюллетене Комитета: «Родился... окончил... участвовал...».