Еще одна чашка кофе
Шрифт:
— Лина, я нашел его, — сказал Данила. — Хочешь поговорим об этом…
По лицу Лины пробежала тень, но она покачала головой:
— Нет. Не хочу.
Как говорила ее мама: «Бог дает человеку силы только на один день». Поговорим о плохом завтра, а сейчас пусть будет только хорошее, которого мы оба так долго ждали. Сейчас она хотела одного — согреться и согреть, а все остальное пусть подождет.
Губами к губам, сердце к сердцу, и любить, как будто эта ночь последняя на земле.
Данила
Лина долго смотрела на Данилу — родной человек, которого знаешь насквозь-наизусть-навсегда; потом уткнулась в его небритую щеку, чуть поросшую рыжеватой щетиной. На подоконнике горела свеча, и тепла от нее было как от целого костра — можно было согреться за все прошлые студеные годы. Лина осторожно встала, подошла к окну. Интересно, а может быть окно какой-то малой Родиной? Но вот у нее случилось именно так. Ее центр мира — это окно и оконное перекрестье с видом на старый переулок в сердце странного города и на любимую кофейню.
Уже под утро ей приснился сон, в котором она вот так же смотрела из окна Данилы на улицу и вдруг увидела внизу маму с Павликом. Мама в этом сне была совсем молодая (в сегодняшнем возрасте самой Лины), в своем любимом платье, а Павлик выглядел взрослым, как в свое последнее лето. Они шли по улице, разговаривали о чем-то.
— Подождите! Не уходите! — крикнула им Лина.
Ее родные остановились. Мама с Павликом стояли под окном, смотрели на Лину, и ей очень хотелось туда, к ним.
— Лина, будь счастливой за всех нас, — улыбнулась мама. — Просто будь самой счастливой. Это наша единственная просьба!
— Прощай, Лина, мы больше не придем! — крикнул Павлик и помахал ей.
Его последнее слово подхватил и понес по улице ветер — живи, живи… Пожалуйста, живи.
Лина проснулась, приняв это утро как первое утро своей новой жизни.
И это утро новой жизни должно было начаться с ее родившегося и окрепшего за ночь «да», с ее ответа на самый важный вопрос Данилы.
Она улыбнулась и понесла свое «да» в руках, чтобы отдать его Даниле — пусть делает с ним, что сочтет нужным, и использует так, как будет лучше для них троих.
— Эй, Данила! — Лина выглянула в коридор. — Ты где?
Отозвавшаяся тишина показалась недоброй.
Встревожившись, Лина промчалась по квартире. Данилы нигде не было.
На кухонном столе она нашла записку.
«Лина, сегодня я должен завершить начатое — поставить точку в этой истории, чтобы ты могла освободиться и забыть о ней. Сегодня все закончится, обещаю. Я скоро вернусь. Пожалуйста, никуда не уходи. Дождись меня».
Лина бросилась в комнату Данилы, рванула ящик стола — пистолета не было.
«Значит, он нашел Виктора и убил его, — мгновенно сопоставила Лина. — Это я подтолкнула Данилу к преступлению, погубила его!» Ее ненужное теперь «да» выскользнуло из рук как что-то стеклянное — хрупкое, и рассыпалось на осколки.
Она
Лина полетела из квартиры на лестницу. Когда на лестничном пролете они встретились, Лина обхватила Данилу с таким отчаянием, как будто могла защитить любимого человека, отменить его роковой поступок.
— Что ты сделал?
— Идем, я все тебе объясню.
Он взял ее за руку и повел в квартиру.
Данила закутал Лину в плед и сел рядом с ней на диван. Ему о многом нужно было рассказать.
…В то утро, после ночи откровений Лины, Данила пообещал, что поможет ей. Он принял эту женщину со всем ее прошлым, с ее болью, грустью и горечью, с ее едва заметной пролегшей морщинкой на лбу и шрамами души.
Фотограф Суворов привык держать обещания — в тот же день он вышел на тропу войны и стал следить за своим соседом.
Почти сразу Данила понял, что Виктору есть что скрывать — к нему приходили странные люди, да и сам Виктор посещал сомнительные места.
Путем нехитрых умозаключений и слежки Данила вычислил, что Виктор занимается наркоторговлей. План родился сам собой — нужно добыть компромат на Виктора и подключить к этому делу полицию. Правда, для осуществления этого плана требовалось время и железная выдержка, но это Данилу не остановило.
У фотографа Суворова было два ценных качества, которые, собственно, и помогли ему стать блестящим фотографом — терпение и осторожность (за годы своих экспедиций Данила отточил их до бритвенной остроты). Он привык быть осторожным и терпеливым — выслеживать объекты для своих снимков и долго сидеть в засаде, если потребуется. По сути, став фотографом, он стал охотником, но не на животных (охота с убийством животных всегда казалась ему отвратительным занятием), а на уникальные кадры, яркие мгновения. Вот и теперь он как охотник начал охоту, только на этот раз на преступника.
Каждый день он выслеживал Виктора — крался за ним по пятам, подстерегал, чтобы однажды настигнуть и, заманив в ловушку, расквитаться за все. Оружием возмездия должна была стать его любимая фотокамера. Данила брал ее с собой и снимал свидетельства преступлений. Он находил идеальные точки обзора — фотографировал с чердаков, из парадных соседних домов, делал сотни снимков, фиксирующих отлаженную наркоцепочку: маршруты Виктора, его круг общения, тайники-закладки с наркотиками во дворах и на вокзалах.