Еще одна чашка кофе
Шрифт:
Спасение пришло оттуда, откуда она не ждала.
— Что, Леля, не сладко вам пришлось? — адвокат Евгений Клинский оглядел камеру и впился цепкими глазами в изможденное, серое лицо Лели Ларичевой, еще недавно бывшей розовощекой красавицей.
— Евгений, вы откуда? — Ольга едва разлепила сухие губы.
— Я узнал от вашей сестры, что вы здесь, — пожал плечами Клинский. — Ксения просила помочь вам. Мне пришлось задействовать свои связи, Леля, и немалые средства, чтобы попасть сюда, и сделать вам предложение, от которого, если вы не последняя
— О чем вы? — закашлялась Ольга.
— У вас что — нет теплых вещей? Вы простужены! — Клинский накинул ей на плечи свое пальто. — Леля, вам нужно принять решение. Я предлагаю вам сегодня же уехать со мной за границу.
— Разве это возможно?
— Все возможно, это всего лишь вопрос цены. Мне за ваш побег придется заплатить большую, — с иронией сказал Клинский, — но нюансы теперь не важны. Вы сейчас думайте не о них, а о том, как спасти свою жизнь. Если вы соглашаетесь, то мы c вами сегодня же уезжаем в Одессу, оттуда в Стамбул, затем, я надеюсь, нас ждет Париж. Золоченую карету, вагон первого класса и даже мало-мальского комфорта не обещаю, но вам ли теперь привередничать? Запишем временные неудобства в неизбежные минусы. Ну а плюсы для вас очевидны — отсидитесь пока в Париже, через полгода-год, когда в России все устаканится, вернетесь в Петербург. Просто поймите, что приняв мое предложение, вы ничего не теряете. Оставшись — теряете все.
— А если я откажусь?
— Вас сломают, Леля! Вас здесь уничтожат, и вы подпишете все, о чем вас попросят. Возможно, я ошибаюсь, и вы сделаны из стали и сдюжите все на свете, включая тюремное заключение, но вас уничтожат в любом случае — не морально, так физически, и, в конце концов, расстреляют. Здесь вы обречены, так к чему это геройство.
— А себя вы предлагаете в качестве попутчика? — усмехнулась Ольга.
— В качестве любовника, разумеется. Я давно люблю вас. С самого первого дня. Но лирику давайте оставим на потом!
Ольга смотрела на Клинского — в сущности, что она знает об этом человеке, чтобы сейчас поверить ему и последовать за ним? Ее нежданный спаситель был мало похож на благородного рыцаря, да и более своеобразного признания в любви, к тому же сказанного холодным, едва ли не ироничным тоном, ей прежде не доводилось слышать.
— Что ждет мою семью в случае моего побега?
— Вашим родным ничего не грозит, — заверил Клинский, — ВЧК нужны вы, а не ваше семейство.
— А как же Николай Свешников?
По лицу Клинского пробежала гримаса недовольства:
— Вытащить вашего мужа, Леля, или кем он вам приходится, я не могу, да и желания его спасать, откровенно сказать, не имею. Вы сейчас подумайте о себе. Только учтите, что времени на размышления у вас нет.
И вот она снова вернулась все к той же беспощадной необходимости сделать выбор, просто теперь к двум известным прежде вариантам добавился еще один.
— Да, — сказала Ольга, — я согласна.
Шофер Клинского остановил автомобиль у дома Ольги.
— У вас, Леля, полчаса, не больше, чтобы собрать самое необходимое, — предупредил Евгений. — Я буду ждать вас в машине.
Ольга поднялась по лестнице, остановилась у родной
На ее стук дверь не открыли, только в глубине квартиры раздался лай Нелли. Соседняя дверь внезапно приотворилась, и на площадку выглянула соседка Ларичевых — пожилая дама, когда-то преподававшая Ксюте игру на фортепиано.
Увидев Ольгу, женщина испуганно округлила глаза:
— Оленька, дорогая, вас что же, выпустили? А ваших нет дома. Батюшка ваш поступил на службу, теперь уходит с самого утра, а Софья Петровна с Ксютой недавно ушли на рынок.
Внизу раздались чьи-то шаги, соседка вздрогнула и поспешила проститься с Ольгой. Ольга провела рукой над дверным косяком, нащупала тайную выемку, в которой Ларичевы всегда прятали запасной дверной ключ. Он и теперь был здесь. Когда Ольга вошла в квартиру, Нелли с радостным визгом бросилась ей навстречу. Ольга обняла собаку, прижала к себе теплую собачью морду: «Милая моя, Нелли, как я по тебе скучала!»
Старый папин зонт в углу, потертый мамин ридикюль на трюмо, фикус в кадке — приметы прежней, драгоценной, потерянной жизни.
На кухне на плите стоял еще теплый чайник, на столе лежали мамина Библия, а чуть поодаль раскрытый блокнот Ксюты. «Наверное, пили чай перед уходом, мама читала, а Ксюта записывала в блокнот», — подумала Ольга. Вспомнив, как когда-то в детстве они с сестрой любили гадать на книгах, она взяла в руки томик и раскрыла его. Библия открылась на тринадцатой главе Первого послания апостола Павла к христианам Коринфа. «Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, — то я ничто… — с волнением, как мамино благословение перед дальней дорогой и последующим ненастьем судьбы, прочла Ольга. — А теперь пребывают сии три: вера, надежда, любовь; но любовь из них больше».
Она взглянула на часы — стрелки неумолимо отмеряли отпущенный ей лимит. Ольга вырвала лист бумаги из блокнота Ксюты — надо написать родным прощальное письмо. Но что им сказать, как найти единственно правильные слова, чтобы родные смогли понять ее и простить, она не знала. Тяжелый вздох — ну теперь уж как выйдет. Всю тяжесть вины и боль не уместить в скупые строки.
«Мои дорогие, любимые, обстоятельства складываются так, что я должна уехать из России. Обещаю, что вернусь сразу, как только это станет возможно. Простите меня. Знайте, что я очень люблю вас. Ваша Оля».
Она положила записку на мамину книгу, стараясь не думать о том, что ее близкие вернутся, прочтут это послание и осознают ее поступок. Но все же камнем на душу упала мысль: «А как бы я теперь посмотрела им в глаза, сказав, что уезжаю из России, при этом зная, что они-то остались здесь из-за меня?!» Может, к лучшему, что она не увидит их растерянности и то, как выражение радости на их лицах от мысли, что она жива, что с ней все хорошо, с течением времени сменится недоумением: «А как же так, Оленька? Ведь мы остались здесь потому, что ты так решила за всех, а ты вот уехала…»