Еще одна чашка кофе
Шрифт:
Сергей протянул ей мешок, в котором хранил свои драгоценные — осколки прошлой жизни — вещи: серебряное зеркало и зарисованную картину. Сбереги, Леля!
— Я сохраню! — твердо сказала Ольга.
Сергей вложил ей в руку свой деревянный нательный крест:
— Пусть он тоже будет у тебя. Вернусь — отдашь.
Тогда Ольга сняла свой маленький золотой крестик и надела его Сергею на шею.
— Нельзя, чтобы человек жил без креста, Сережа, носи мой.
Ей хотелось собрать его в дорогу, да сборы оказались
— Что там собирать? — улыбнулся Сергей. — Твои фотокарточки я уже сложил!
Ольга проверила его одежду; заметив, что одна из пуговиц на шинели Сергея едва держится, она взяла иголку, нитки и, смахивая слезы, стала пришивать эту пуговицу. В какой-то миг она не выдержала — зарылась лицом в его шинель; уколотый иглой палец, хлынувшие градом слезы, невзрачная дешевая пуговица, которая для нее дороже всех богатств мира. Тише, тише, нельзя, чтобы Сергей видел ее слабость — ему и так нелегко. Она накрепко пришила пуговицу: вот, Сереженька, так лучше.
Сергей привлек ее к себе и потянул на кровать — времени мало, Леля! Времени теперь так мало, нужно быть экономными.
За окнами стемнело.
Ольга встала, зажгла свечу и поставила ее на окно. Проходя мимо зеркала, она не удержалась, глянула в него, пригладила гребешком растрепавшиеся волосы (пусть Сережа запомнит ее красивой!), нанесла на шею пару капель духов из хрустального флакона, стоявшего на столике, и вернулась к Сергею.
— Я всегда угадываю тебя по этому запаху! — улыбнулся Сергей. — Так пахнут красные, раскрывающиеся на морозе гвоздики, хотя я слышу в этом запахе еще какие-то цветы. Может быть, весенние, пробивающиеся к солнцу ландыши?
Ольга покачала головой:
— А говорил, что стихов не пишешь и даже не читаешь! Да у тебя душа поэта, Сережа! Эти духи на мой прошлый день рождения, два одинаковых флакона, нам с Ксютой подарил папа.
Сергей обвел глазами комнату:
— Я бы хотел запомнить, сберечь навсегда этот твой неповторимый запах гвоздики, те осенние листья в Летнем саду, луг в Павловске, серебро Фонтанки. Сохранить бы это все, сфотографировать на пленку памяти! Впрочем, Бог сохранит за нас. «Deus conservat omnia» — Бог сохраняет все!
Ночь опустилась на город, такая черная и глухая, словно это была последняя ночь на земле. И только свеча, маленький, жалкий огонек на окне, потрескивал, бился, изо всех сил стараясь привнести в эту темноту что-то живое и теплое.
Сплелись телами, сердцами, всей нежностью, а после Сергей баюкал Ольгу на руках, как младенца в колыбели.
Мир вокруг них рушился, и любовь в эти темные дни была так некстати. Она лишала сил, инстинкта самосохранения, который сейчас был нужен как никогда; и все-таки она была, существовала вопреки всему.
Все эти революции, назревающая гражданская война — да какое это сейчас имело значение?
Длилась ночь, время
Если заблудиться — проскочить по векам, можно было увидеть, как сто лет спустя другой мужчина в том же городе качает на руках другую женщину: Леля-Сережа, Данила-Лина, тысячи вариаций — для неба не так важно. Важно, чтобы это продолжалось — длилось в веках.
Утром Ольга выпросила у Сергея разрешения проводить его — пройти с ним пару кварталов. На рассвете они вышли в спящий, смутный город.
Ее любимый Петербург, где она с детства знала каждую улицу, всех ангелов и львов, теперь казался чужим, враждебным, страшным, словно все адресованные ему проклятья и апокалиптические пророчества свершились. Вдоль набережной Фонтанки они дошли до моста, против которого стоял дом, где жили родители Ольги.
В той прежней жизни, после бесконечных прогулок по городу, Сергей всегда провожал барышню Лелю до этого места.
Ольга вздохнула: да было ли это когда-нибудь? Прошлое теперь осталось так далеко, словно бы то была другая река, другой мост, другая девушка, а не эта женщина, опаленная бедой и непомерной тяжестью разлуки.
Они остановились у моста; Сергею нужно было перейти на другую сторону реки. Ольга видела, как ему сейчас трудно, как напряжено его лицо, как иногда у него срывается голос, как он пытается улыбнуться и подбодрить ее и как тяжело ему даются эти усилия.
— Ну, Леля, дальше тебе идти не нужно, простимся здесь, — сказал Сергей. — И вот что…Ты теперь, пожалуйста, возвращайся к родителям, живи у них, мне так будет спокойнее.
Ольга кивнула.
Произнесли на два голоса заклинание «Береги себя!», перекрестили друг друга, поцеловались, обнялись и — разорваны, разъяты.
Сергей перешел мост; серенькая Фонтанка, как Лета, разделила их.
Ольга долго смотрела ему вслед, пока он совсем не растворился в этом туманном, сыром городе.
Вернувшись в квартиру, она подошла к окну в спальне; ей почему-то казалось важным постоять у окна, словно бы это как-то продляло присутствие Сергея в их опустевшей комнате, где еще звучали его слова: «Deus conservat omnia».
КНИГА 2. ЧАСТЬ 1. ГЛАВА 4
ГЛАВА 4
КРАСНЫЕ ПОЖАРЫ
Ольга выполнила данное Сергею обещание — вскоре после их прощания она оставила съемную квартиру и вернулась в отчий дом. Старшие Ларичевы были рады возвращению непутевой дочери, а вот Ксения встретила сестру враждебно.
— Ты мне, кажется, не рада? — прямо спросила Ольга.
— Как ты могла так поступить с Колей? — вздохнула Ксения. — Сломала ему жизнь своей злой шуткой и бросила его!
Ольга тут же вспыхнула:
— Ну так тебе теперь дорога открыта! Бери своего Колю, он совершенно свободен!