Еще одна из рода Болейн (Другая Болейн)
Шрифт:
— Ничего не болит?
— Нет.
— Ты такая бледная.
— Просто сил никаких, — призналась она. — Устала, мочи нет.
— Какой месяц?
— Четвертый. — Ясно, она ни о чем другом не думает, только дни считает.
— Скоро будет полегче, — пообещала я. — Первые три всегда самые тяжелые.
Я чуть не прибавила — „и последние три“, но так с Анной шутить нельзя, ей лишь раз удалось доносить младенца до конца.
— Король дома? — интересуется она.
— Сказали, ускакал на охоту. С ним Георг.
Она кивнула.
— А Мадж
— Да.
— А эта белолицая сеймуровская дрянь?
— Да. — Не трудно догадаться по описанию, что она говорит о Джейн Сеймур.
— Неплохо, — кивнула Анна. — Но вообще-то я спокойна, когда рядом с ним ни той ни другой.
— Тебе надо быть спокойной все время. Нечего испускать желчь, когда в животе ребеночек.
Она глянула на меня и горько рассмеялась:
— Да, да, спокойной. А твой муженек с тобой?
— Не при дворе. Ты же запретила.
— Все еще от него без ума? Или устала от него и его полей?
— Я все еще его люблю. — Нет у меня настроения заглатывать ее приманку. Одна мысль об Уильяме навевает такой покой, что не хочется ни с кем ссориться, по крайней мере с такой бледной и умирающей от усталости королевой.
Она горько улыбнулась:
— Георг говорит, ты — единственная Болейн, которая что-то понимает в жизни. Говорит, из нас троих ты оказалась мудрее всех. Богатой не станешь, но муж тебя любит, а в колыбельке — здоровый младенчик. Георг — его жена глядит так, будто убила бы его или живьем съела, не поймешь — то ли страсть, то ли ненависть, а Генрих бабочкой порхает — то ко мне, то от меня. И эти две девчонки с сачками на изготовку.
Мне стало смешно, нелегко представить себе полноватого Генриха этакой весенней бабочкой.
— С большими сачками, — только и сказала я.
Анна вспыхнула, потом тоже расхохоталась, знакомым звонким смехом.
— Боже правый, все бы отдала, только бы от них избавиться.
— Я тут. Постараюсь их близко не подпускать.
— Хорошо. И если дела пойдут наперекосяк, поможешь мне?
— Конечно. Что бы ни случилось, мы с Георгом всегда тут.
Шум с соседней комнате, столько раз слышанные раскаты смеха, неизменный тюдоровский рык. Анна даже не улыбнулась на радостный хохот мужа.
— Теперь ему, конечно, подавай обед.
Я ее остановила у дверей. Быстрый вопрос:
— А он знает, что ты в положении?
— Нет, только ты и Георг. — Она покачала головой. — Не осмеливаюсь ему сказать.
Она открыла дверь, мы увидели, в этот самый момент Генрих надевает цепочку с медальоном на шейку покрасневшей от удовольствия Мадж Шелтон. Заметив жену, он было отступил, но все-таки завершил свою задачу.
— Подарочек на память, — объяснил он Анне. — Эта умница выиграла пари. Добрый вечер, женушка.
— Добрый вечер, муж, — процедила сквозь зубы Анна.
Он вдруг заметил меня.
— Мария! — В голосе явное удовольствие. — Прекрасная леди Кэри снова к нам вернулась.
Я опустилась в реверансе, посмотрела ему прямо в глаза:
— Леди Стаффорд, если вы позволите,
Он кивнул, вспомнил, конечно, вспомнил, какие грома гремели у него над головой, когда жена требовала запретить мне появляться при дворе. Он по-прежнему тепло улыбался, не отводил взгляда от моего лица. Я подумала — какая же ядовитая ведьма моя сестрица. Все эти запреты — ее рук дело, ее одной. Король и не думал на меня гневаться. Он бы меня сразу простил. Если бы я ей не понадобилась — беременность прятать, гнить бы мне на маленькой ферме до скончания дней.
— Родили недавно? — спросил король.
Он невольно перевел взгляд с меня на Анну, с той сестры, что рожает, на ту, что всегда порожняком.
— Девочку, ваше величество. — Я возношу благодарность Господу, что не мальчик.
— Счастливчик ваш Уильям.
— Я ему непременно скажу. — Я нежно улыбаюсь.
— Генрих рассмеялся, притянул меня к себе, оглядел свою свиту.
— Он не приехал?
— Его не пригласили… — начала я.
Он сразу же понял, в чем дело, взглянул на жену:
— Почему сэру Уильяму Стаффорду не было приказано прибыть ко двору вместе с женой?
Анна даже не задумалась ни на секунду.
— Конечно, ему было приказано. Я их обоих позвала, как только у моей дорогой сестры прошло положенное после родов время.
Мне ничего не оставалось — только восхищаться этой беспардонной ложью. Придется притвориться, что Анна говорит чистую правду. Ну, хорошо, попытаюсь что-нибудь на этом выгадать.
— Как вашему величеству угодно. Он к нам присоединится завтра. Если вы не против, при мне будет и дочь.
— Двор неподходящее место для младенцев, — фыркнула Анна.
Генрих резко повернулся к жене:
— Очень жаль. Неприятно слышать такие слова от собственной жены. Двор весьма подходящее место для младенцев, кому, как не вам, это должно быть известно.
— Я только забочусь о здоровье малютки, милорд, — холодно отозвалась Анна. — Сдается мне, ей лучше бы воспитываться в деревне.
— Пусть мать решает, что ребенку лучше, — величаво произнес Генрих.
Я улыбнулась — мед, а не улыбка. Вот он — мой шанс.
— Конечно, конечно, с вашего позволения отвезу ее летом в деревню, в Гевер. Пусть познакомится с моими детьми.
— С моимсыном, — напомнила мне Анна.
Я обольстительно улыбнулась королю.
— Почему бы и нет, — сказал он. — Делайте, что вам угодно, леди Стаффорд.
Он предложил мне руку, я опустилась в реверансе, а потом нежно взяла его под руку, взглянула на него, будто король все еще красавец-мужчина, а не лысеющий толстяк, в которого он успел за эти годы превратиться. Нижняя челюсть потяжелела. Волосы на макушке поредели, висят тоненькими прядками. Полные, манящие поцелуем розовые губы искривились надутой гримаской. Блестящие когда-то глаза скрыты тяжелыми веками и толстыми щеками. Выражение лица самодовольное и в то же время ужасно несчастное. Не мужчина, а капризный ребенок.