Ещё вчера…
Шрифт:
Короткий тост "за славную "десятку", которой ветер дул в лицо", произносит Булкин и принимает "на грудь" вместе со всем залом. После короткого разбега тосты разбиваются по группам и столам: "бойцы вспоминают минувшие дни и битвы, где вместе рубились они". Подиум стремится ввести стихию в свое русло: держа в руках наполненную тару, с воспоминаниями по очереди выступают отцы-командиры. Дольше всех что-то произносит говорливый Рогацкин: он меньше всех командовал "десяткой", правда, – причинив ей наибольший вред. Но его речи уже никто не слушает: так редко приходится общаться и разговаривать с настоящими людьми за праздничным столом… Я – "за рулем", и пью только воду, зато для истории работает мой цифровой Nikon. Увы, – на закате этой самой истории…
Вскоре
По юбилею я печатаю и раздаю что-то типа маленькой стенгазеты, имеющий успех. Отдельно для дам, по их просьбам, изготовляю портреты. Очень стараюсь, использую всю мощь фотошопа для шпаклевки морщин и блестящих носов, но результат моих потуг воспринимается холодно. Теперь-то я уже знаю, что дамы будут всегда недовольны: недостаточно красиво, далеко до красоток на обложках "Плейбоя"…
Когда у кинооператора спросили – красива ли его жена, он ответил:
– Ну… как свет поставить…
А какой свет я мог "поставить" в интимном полумраке, кроме штатной вспышки Nikonа? Тем не менее – мне урок, предвиденный еще великим Козьмой Прутковым: "Не прибегай к щекотке, желая развеселить знакомую, – иная назовет тебя за это невежей".
Перончик тронется,
Перончик тронется,
Перончик тронется, -
Вагон останется…
После нового 2005 года в нашей "сантехбендёжке" проходит слух о банкротстве части. Это значит, что делать мы уже ничего не можем: нечем платить рабочим. А нечем платить – потому что ничего не делаем. Начинается "прихватизация" лакомых остатков. Где-то списываются здания. оборудование, материалы. В составе присланной бригады я начинаю курочить лабораторию, которую строил полжизни. Я очень нужен могильщикам: им неведомо, что к чему подключено, не полыхнет ли этот толстенький медный кабель, если его перерубить топором для сдачи как цветной металлолом.
Станки, сварочные трансформаторы и выпрямители, щиты с автоматами выдираются из креплений и вывозятся в неизвестном направлении. От мусора тщательно отсеиваются все цветные металлы. Помещение лаборатории должно быть освобождено от всего. Не иначе здесь планируют создать какую-нибудь чебуречную. А может нужно просто свободное "пятно застройки", на котором вырастет очередной Центр чего-нибудь.
Вставка из будущего.Сейчас, в начале 2009-го, спустя 4 года здание лаборатории продолжает стоять пустым. Возможно, мое давнее гнездо просто сопротивляется вражескому нашествию. Первичные документы на него в 1966 году я передал в бухгалтерию, там их подшили к очередному матотчету и похоронили в толще архивов. Много лет в ежемесячных матотчетах лаборатории была строка: "Кирпичное здание лаборатории – 1 шт". Затем эта строка затерялась: ее просто перестал писать один из небрежных фюреров. "Отряд не заметил потери бойца". Здание стало чем-то вроде "летучего голландца" – призрака, который виден, но которого нет. Главное: его нельзя "оформить", чтобы затем продать-купить. Значит и земля под ним – такая же. Есть душа
Все кончено. Знаменитая "десятка" – банкрот. По закону всем рабочим при этом должны выплатить некую компенсацию, которой надо еще добиваться и ждать. Противно. Пишу заявление об уходе по "собственному желанию" с 21 февраля 2005 года. Первая запись о приеме на работу в моей трудовой книжке – 19 июня 1945 года. Не дотянул 4 месяца до 60-летнего трудового стажа. Не я ушел от работы. Она ушла от меня. Правда, я так и не смог стать настоящим пенсионером в последующие годы…
Летят года, остатки сладки,
и грех печалиться.
Как жизнь твоя? Она в порядке,
она кончается.
Настоящие пенсионеры живут на государственных дачах, где все казенное, и дадено оно счастливчикам только во временное пользование. Заботливый управхоз принимает от них заявки на ремонт дома и уборку прошлогоднего снега, а они только развлекаются, читают умные книжки и музицируют на тему "Если б знали вы, как мне дороги эти дачные вечера!".
Садоводческая фазенда обычным людям не позволяет морально так расслабляться. Непрерывно что-то ломается – в жилище и парниках. Очень нагло растут сорняки и трава, и почти не увеличиваются без полива хилые ростки высаженных огурцов и помидоров. А если ты еще владеешь подвалом с передовыми тисками, сваркой и парой станков, то по самую макушку будешь завален неотложными нуждами соседей и собственного, технически ущербного, Жигуля…
Летом у нас особенно хороши восходы. Они наступают так рано, что, полюбовавшись феерией восходящего Светила, уже в 5:15 утра можно ехать по совершенно свободной дороге на работу. Если ее, работу, начать в 6:00, то будешь свободен уже в 14 часов, чтобы возвратиться и начать… (смотри выше). Вечера у нас, конечно, тоже весьма "упоительны": соседи и друзья любят собираться у нас по всяким поводам. У нас светло, и все под рукой, даже горячая вода для мытья посуды. И пропустить "по грамулечке" – всегда найдется…
Наверное, такая жизнь не дает времени на любование своими многочисленными болячками, что и приводит к продлению ее (жизни)…
В августе 2003 года нас посетили два бывших "ведущих" конструктора из КБ ГС. Сейчас они – маститые инженеры и руководители. Павел Геннадьевич – Паша Быков работает "компьютерным главой" крупной фирмы в Петербурге. Он привез Женю Коликова, работающего в Харькове Главным конструктором завода.
Ребята проявили настоящую волю и находчивость, чтобы найти меня. Так как телефоны не отвечали, то они поехали к лаборатории. Все там было закрыто, но они умудрились найти человека, который меня знал и утром видел мою машину. Ребята с Охты поехали в Новую Деревню, не зная точного адреса,? по воспоминаниям двадцатилетней давности Паши Быкова. К счастью, он нашел нужный подъезд. Вышедшая соседка, убедившись после длительных расспросов, что меня разыскивают не заимодавцы и не киллеры, выдала номер нашего мобильника. Дальше: только сеть сотовой связи, как ниточка Ариадны,? через все дорожные заторы и пробки города и путаницу дорог в садоводстве, позволила ребятам найти нашу фазенду. Моя последняя команда звучала так: "Езжай, никуда не сворачивая, я стою на дороге!".
К сожалению, много времени ушло на все эти дела. Жене надо было возвращаться на электричке с Балтийского вокзала в Сосновый Бор. Наметили время предпоследней электрички, затем – совсем последней – в 0-20. Наша встреча была короткой, сумбурной и радостной. Мы с Женей выпили по рюмке водки с раритетным "Вана Таллин" (Паша был за рулем), закусывали свежесорванными огурцами с салом, и не могли наговориться. Рассказы ребят о жизни теперь перебивались воспоминаниями о событиях прошлых, в которых мы все участвовали. Их память сохранила много живых подробностей, которых я, к сожалению уже не помнил. Я хорошо помню события детства, и не помню событий недавних. Возможно – это свойство нашей памяти. А может быть дело в том, что этих событий в активном возрасте так много, что в голове не хватит никаких "винчестеров".