Ешь. Молись. Разводись
Шрифт:
Боже… Господи, как он…Ох, чёрт…
– Не могу… не… не могу.
Большой, как к такому привыкнуть?
– Давай…малышка, давай…
Выброс адреналина, триггер…
– Малышкой не называй меня! – кусаю в плечо, дышу тяжело.
– Как хочу, так и буду называть, поняла? И ты будешь откликаться, вот так… еще… Давай, какая же у тебя сладкая задница…
– Арс…
– Раскройся, ну? Хорошо же, сука, как же хорошо!
Твою ж…
– Хо… ро… шо…
Боже!
Хорошо!
Мы занимаемся любовью самозабвенно, и я забываю обо всем.
О том, что мне тридцать семь. О том, что я мать двоих детей. О том, что я дама с принципами и с высшим образованием. О том, что я пока всё еще замужем, хотя и нахожусь в стадии развода. О том, что я хотела бы сохранить брак ради детей, но это невозможно. О том, что я очень сильно любила мужа и мне было больно, когда я узнала, что он уходит от меня к молодой балерине.
Я забываю о всей своей прошлой жизни. Сейчас только он и я. И крыша.
И Питер.
Питер, который я люблю, конечно, но не так сильно, как мою Москву.
И мужчина, которого я…
Которого я не должна любить. Потому что наша связь случайная, короткая, странная. Я почти ничего о нём не знаю. Он уже многое знает обо мне.
Он красивый, успешный, богатый мужик моего возраста, значит я для него – старая.
Я должна принять нашу связь как небольшой подарок судьбы, насладиться ею и закончить.
Но что-то мне подсказывает, что просто не будет.
– Хватит думать, иди ко мне, сюда, ближе. Вот так.
Мне с ним хорошо… как же я ненавижу его за то, что мне так хорошо!
Потому что будет нереально отпустить. Забыть.
Закрыть дверь.
Уехать из этого города и никогда не возвращаться.
Вычеркнуть.
Потому что…
Потому что это нереально. Наша связь никогда не станет чем-то большим.
Я живу в Москве. Он живёт в Питере.
Я развожусь, а он…
– Прости, детка, надо бежать, обещал жене заскочить в аптеку.
Выныриваю из сна. Как фридайвер из затяжного спуска на глубину, прыжка в бездну, в которой его легкие схлопываются, помогая прожить несколько минут без кислорода. Выныриваю и глотаю реальность задыхаясь.
Воздуха не хватает.
Боже…
Сон. Это сон. Сон, который меня уже третий месяц терзает.
Сон, в который я мучительно хочу вернуться.
Чувствовать,
Невозможно.
Я закрыла эту страницу.
Перевернула.
Даже не так, нет. Просто вырвала её из дневника своей жизни.
Сожгла.
Не было этого.
Не было рафа, эклеров, обеда в тверском ресторане, развода мостов.
Крыши.
Не было.
Враньё, Милана, ох, какое вранье!
Всё это было. Было!
И его губы на твоём теле.
И мальчишеская улыбка.
И смех…
Знаете, когда людям хорошо они внезапно смеются. Когда счастливы. Вдруг начинают смеяться. Даже после крышесносного секса на крыше.
Крыша.
Я хочу пойти туда и пойду.
Я не собиралась в Питер.
Это жестоко.
Жестоко ехать туда, где был счастлив.
«По несчастью или к счастью, истина проста:
Никогда не возвращайся в прежние места».
Вспоминаю строчки гениального Шпаликова и реву. Нельзя реветь, когда дождь за окном, заливает лобовое стекло и глаза.
Природа плачет. И я тоже.
Жестоко ехать в город, где был счастлив летом в конце ноября. Жестоко ехать туда, где был счастлив.
Но я хочу. Просто чувствую, что в Питере мне сейчас будет легче. Хотя бы пару дней подышать.
Вздохнуть!
Тверь проезжаем. Не могу. Но поворачиваю руль.
Ресторан украшен совсем иначе. Летом тут было буйство красок и цветов, он выглядел словно дымковская игрушка, или жостовский поднос. Сейчас тут Гжель. Всё бело синее, пушистое. И уже даже елочки стоят. Рано у нас стали к Новому году готовиться, ох, рано.
– Какие красивые люди в наших местах!
– Ярослав… м-м-м…
– Просто Ярослав, без м-м-м, Милана?
– Мила.
– А где же Север?
Немного краснею, но глаза не прячу. Где-где… Знать бы? Наверное, с женой, но я этого не скажу, просто пожимаю плечами.
– Понял. Значит отобедаете у нас?
– Да!
Отобедать самое время.
Борщ с пампушками и салом, мясо в горшочках. Обычно я так много не ем, но тут невозможно отказаться. Еще и пирог с яблоками на десерт.