Ешь. Молись. Разводись
Шрифт:
Только мы в целом мире.
Мы и город у наших ног.
Северный, сейчас по-настоящему северный, с низким тяжелым небом. Суровый, величественный.
Осуждающий нас.
Но снисходительно позволяющий быть.
Любить.
Любить друг друга здесь, в этих мрачных чертогах.
Негостеприимных зимних проспектах, где острый, режущий ветер сносит с ног.
Но
Держаться за руки и пить глинтвейн или грог.
Есть стейки и дольки картофеля Айдахо.
Просто быть.
– Милана…
Я не поняла сначала, почему он звонит с телефона моей дочери. Растерялась.
– Где ты?
– Я… я тут.
Где я…
Господи, я как дурочка стою у того самого дома, где мы впервые были близки, где смотрели развод мостов с крыши, где любовались на купола собора…
И сказать об этом мне стыдно, потому что сразу ком в горле и слезы. А он просит завернуть за угол, зайти в ресторан и ждать там.
Чего ждать?
Минут через двадцать приезжает его водитель с ключом.
Я красная как рак.
Ключ от тех самых апартаментов.
И опять звонок, теперь на телефон его помощника.
– Подожди меня там, я скоро буду.
Скоро? Он же в Москве?
Господи…
– И убери меня из черного списка, чтобы я мог тебе звонить.
– Ты не в черном списке…
– Хорошо…
– Не гони, пожалуйста, я буду ждать сколько нужно.
В голове картины одна страшнее другой. Гололёд, заносы на дорогах, летящий идиот, не справившийся с управлением.
За пять часов довожу себя до истерики, и когда он заходит просто бросаюсь к нему.
Наплевать на всё.
Я готова понести любое наказание на том свете или на этом.
Но только можно мы будем вот так? Вместе?
Просто вместе.
– Мила… Девочка моя. Моя.
– Твоя.
– Выйдешь за меня?
– Что?
Вот так просто?
А почему должно быть сложно, когда между нами всё ясно?
Когда по отдельности нет сил дышать?
Нет сил жить?
– Скажи «да» и всё. Проблемы будем решать по мере поступления.
–
– Я развёлся, Мила, я свободен. Ты тоже свободна.
– А…
Меня так и тянет спросить – какие тогда еще проблемы? Я просто как дурочка не понимаю ничего.
– Питер-Москва. По любому придётся с этим что-то делать, как-то решать. Я не могу разом свернуть всю работу тут и уехать туда. В столицу. Это просто невозможно. А ты… у тебя там тоже работа, и дети…
Дети…
Рита уже столько раз спрашивала можно ли нам переехать в Питер. Ясно, что это нельзя воспринимать слишком серьёзно. И у неё, и у Никиты вся жизнь в Москве.
И у меня.
Телевидение. Экскурсии. Я только-только закончила проработку того самого маршрута. Дороги влюблённых. Сама бы с удовольствием проводила группы по этим местам, рассказывала, рассказывала…
Потом, у меня еще и родители, мама и папа. Они не молодеют и им нужна поддержка.
Бросить всё и уехать в Питер?
Я не знаю почему, но всё моё существо в этот момент вопит радостное – да.
Да. Да. Да.
Просто скажи «да», все проблемы потом.
Так можно в двадцать лет. Даже в тридцать. Когда тебе почти сорок всё простое автоматически становится сложным. Или наоборот?
Не знаю.
– Я люблю тебя, Арс.
Может, это не тот ответ, который он хотел услышать, но это то, что я хочу сказать.
– Это значит – да?
Это значит я люблю его.
– Мила.
– Да.
Наверное, это правильно? И решать всё мы будем потом, а пока…
– Да?
– Да.
– Мила…
– Да, да, да…
– Я тебя люблю.
Наверное, это очень банально, да? Но, честно скажу, когда ты влюблён, и когда всё не просто любая банальность перестаёт быть банальностью.
И вообще… плевать на всё. На все условности.
Хочется просто быть.
Быть вместе.
Рядом.
– Как… как твоя жена?
Не могу не спросить, потому что мне эта девочка показалась симпатичной. И мне искренне её жаль. Не её ошибка в том, что она выбрала не того мужчину.
И кто я такая, чтобы судить?
– Она… живёт. Растит сына. Сейчас собирается поступать в аспирантуру, будет работать в компании отца. Я ей помогаю и буду помогать.