Эшафот для любви
Шрифт:
концу дня встретились, и заявил Клоду. Тот вспылил. В итоге братья вдрызг разругались.
Чего, собственно, Долк и добивался. Разыграв роль несправедливо обиженного, укатил
домой. Будучи уверен: не выполнить поручение отца Клод себе не позволит. А чтобы это
сделать, нужно не менее семи-восьми часов.
Иными словами, вернуться в поселок тот вряд ли сможет даже после полуночи.
Таким образом, руки у негодяя оказывались развязанными.
Накануне он у колдуна, с которым
растительные наркотические вещества. И одними напичкал конфеты, а другие – нанес на
цветы. Доставив их затем в дом тети под видом презента от Клода.
Плюс к этому, дабы избежать возможного разоблачения, мерзавец выдумал
историю о полной потере голоса братом. Понимая, что, даже одурманенная, я, если
заговорит, смогу его опознать. Бесчеловечная уловка твари в людском обличье!
Как он этой низкой мерзости радовался! Без конца допытываясь, с кем я отныне
буду? С ним или опозоренным Клодом?
Придя немного в себя после истерики, твердо заявила: у него лично надежд
нисколько не прибавилось.
– Но я ведь всем расскажу о произошедшем, – блаженствовал Долк. – Да еще
намекну: мол, трахнулись мы по обоюдному согласию. Захочет ли после этого братец
продолжать с тобой отношения?
– А меня это нисколько не интересует! – отрезала я.
– Отчего вдруг? Настолько уверена в собственной неотразимости или невероятной
силе его чувств?
– Ни то, ни другое.
1 Окуме — деревья с ценной древесиной.
143
– Тогда позволь поинтересоваться, что же?
– А то, что меня уже завтра здесь не будет! – неожиданно даже для себя самой
выпалила я. – И ни один из вас обесчещенную Олду больше никогда не увидит.
Повернувшись, бросилась прочь. Еще не зная, какие шаги предприму в ближайшие
сутки. Но спонтанная мысль о том, чтобы навсегда покинуть поселок, уже не оставляла.
Собственно, над своей последующей судьбой я эти несколько часов и размышляла.
Конечно, можно ничего не сказать Клоду. А если Долк распустит слухи, их
отрицать. Собственно, в этой ситуации будет его слово против моего слова. Учитывая
довольно прохладные отношения близнецов, скорее всего, Клод поверит мне. Но я сама
так не смогу. Жить с таким камнем на душе? Видеть вечно ухмыляющуюся рожу деверя?
Нет, увольте!
Признаться? Но каково в итоге придется Клоду? Подобного выбора не пожелаешь
и врагу: расстаться с любимой или влачить дни с обесчещенной супругой? Согласившись, по сути, на семейный мaison a parties.1 Могу ли я оставлять за ним право ТАКОГО
выбора? Нужен ли мне самой
Существует, правда, еще один вариант. Пожалуй, самый легкий. Без излишних
колебаний, покончить с собой. Но…
Разве это меньшая драма для Клода? А если, сочтя виновником случившегося себя, он, не приведи господи, решится на аналогичный шаг? Могу ли я взвалить на свои плечи
ТАКУЮ ответственность? Безусловно, ничего не стоит оставить посмертную записку.
Однако общие слова типа «в моей кончине прошу никого не винить» вряд ли успокоят
Клода. Червь сомнения все равно будет точить душу. Как долго? А если всю жизнь?
Настрочить правду? А кто даст гарантию, что любимый не убьет Долка? И в наказание
сядет в тюрьму. Кто от этого выгадает? Отнюдь не я, уйдя из жизни, и не Клод, проведя
значительную часть своих дней за решеткой и, тем самым, поставив крест на собственной
судьбе. Можно даже на кофейной гуще не гадать – в выигрыше останется Долк. Могу ли я
такое этой скотине позволить?! Нет, нет и еще раз – нет!!!
Нельзя сбрасывать со счетов и общественное мнение, значащее в нашей среде
чрезвычайно много. В любом случае оно осудит Клода.
Значит, выход, действительно, один – я должна исчезнуть. Мало ли что взбрело в
голову взбалмошной девчонке в неполных семнадцать.
А тетя? Она сделала мне столько добра. Заменила родителей. Вправе ли я
подвергнуть ее столь жестокому испытанию? Увы, иного разумного шага не остается. С
другой стороны, я, наверное, плохая, неблагодарная, племянница, если сердечный
избранник мне дороже милостивой тетушки.
Дома я оставлю записку. Ничего не объясняющую. Чисто прощальную. Напишу,
как люблю мою преданную родственницу. За все ее поблагодарю. И напишу:
обстоятельства вынуждают к отъезду, искать меня не нужно.
Однако самое трудное – Клод. Испариться, не увидев его, – бесчеловечно. А что
сказать?! Какие слова найти? Как себя не выдать? Смогу ли я хотя бы поднять на него
свои бесстыжие глаза? Где взять силы?! Пресвятая дева Мария, поддержи меня в моем
нелегком начинании!
3 ноября 1977 года.
Вот и все! Я взошла на персональную Голгофу. Объяснение с Клодом состоялось.
Чтобы не разреветься, была немногословной. Рассчитала верно: он совершенно
растерялся. Кроме междометий, почти ничего не мог произнести. Я же рубила фразы в
телеграфном стиле. Мне нужно срочно покинуть поселок. Куда уезжаю, еще сама не знаю
(это было правдой). Обязательно напишу. Лишь под самый конец не выдержала и из груди