Эшафот и деньги, или Ошибка Азефа
Шрифт:
Сипягин тут же позвонил по телефону своему дежурному офицеру и приказал в трехдневный срок сообщить ему суть заведенного дела, и если есть возможность, то и прекратить дело вовсе (что и было сделано).
Юсупов благодарил и, прощаясь, сказал:
– Приезжайте, Дмитрий Сергеевич, к нам в гости, в Архангельское. По субботам у меня игра.
– Но у вас, князь, есть нечто более заманчивое – великолепная итальянская опера!
– Да, голоса нынче ах какие подобрались! – с удовольствием откликнулся Юсупов. – Костюмера из Франции выписал. В среду ставим «Севильского цирюльника», буду рад видеть
– К. Р.? – переспросил Сипягин. – Прекрасно! Обязательно буду!
Сипягин в Архангельское приехал под вечер. Величественный столетний сосновый лес стыл в остром морозном воздухе. Снежный наст искрился мириадами бриллиантов под косыми лучами заходящего солнца.
Сипягин сладко зажмурился, не выдержал, сдернул шапку.
– Ах, Господи, красота мира Твоего объемлет душу мою! – И на глазах пожилого чувствительного человека блеснула слеза.
Во дворце Юсуповых и впрямь собиралась теплая компания. Слегка перекусив и выпив по рюмке-другой, отправились в театр, где слушали фрагменты из «Севильского цирюльника».
К. Р. не появлялся.
Потом вдвоем с Юсуповым пошли гулять по заснеженному парку.
Высоко стояла полная луна, вокруг нее сказочной красотой светилось млечно-туманное кольцо. На ее лик белесой мутью быстро наплывали облака, в бездонной вышине мешались с чем-то могильно-черным и исчезали в безбрежном ночном пространстве. Холодные льдинки далеких звезд загадочно глядели из черной провальной неизведанности. Юсупов сказал:
– В этом парке любил гулять нынешний государь. После коронации и несчастных событий на Ходынском поле Ники с Александрой Федоровной пробыли у меня в Архангельском ровно три недели. Они часами бродили в сосновом лесу и по лугам, спускались к Москве-реке. Государь, покидая Архангельское, пожал мне руку и сказал: «Радость сердечная – попасть в это хорошее тихое место! Мы душой отошли тут».
Рванул студеный ветер. Закачались верхушки старых деревьев, с них посыпался снег. Набежали черные облака, полностью закрыли луну. Юсупов поежился и сказал:
– Однако морозит. Пойдемте в тепло! Может, К. Р. приехал?
И они вернулись во дворец, сиявший мрамором, бронзой, хранивший тот непередаваемый запах, который десятилетиями сохраняется лишь в богатых домах. Пылал камин, на нем весело раскачивали маятником громадные малахитовые часы, отделанные золоченой бронзой. На стенах висели шпалеры и громадных размеров ранние голландцы.
Великий князь еще не приезжал.
Затем ужинали, немного играли в вист. Сипягин досадовал, что понапрасну потерял время, и в начале двенадцатого раскланялся, спустился в мозаичный вестибюль. Он уже надел шубу, как прикатил Константин Романов. Он раскраснелся от мороза, был оживлен и любезен. Сипягин сказал:
– Константин Константинович, у меня к вам небольшое дело по Академии наук, и мне очень хотелось бы разрешить его. Когда можно вас навестить?
К. Р. сразу помрачнел – он не любил просителей, – но тут же с привычной светскостью скрыл досаду,
– А! Я очень рад услужить вам, Дмитрий Сергеевич. – Еще на миг задумался и решительно сказал: – Если дело небольшое, то, может, сейчас и решим?
Сипягин уже набрал в легкие воздуху, чтобы кратко и задушевно изложить суть дела, но в этот момент на лестнице раздался высокий голос Феликса Юсупова, торопливо спускавшегося к гостю:
– Боже мой, какое счастье! Здравствуй, Костя…
К. Р. выразительно посмотрел на Сипягина, как бы говоря: «Вот видите, словом нельзя перекинуться!» Вдруг остроумная мысль пришла ему. Сказал:
– А вы, Дмитрий Сергеевич, завтра у красавицы Немчиновой на Остоженке будете?
– У меня, ваше высочество, нет приглашения!
К. Р. решительно заверил:
– Это пустяк. Завтра будет!
– Тогда уж и моему товарищу Плеве необходимо прислать.
– Обязательно! Там все и решим. – Великий князь протянул большую сухую ладонь и сразу переключил внимание на Юсупова, сыпля какими-то шутками.
Сипягин вышел во двор, сел в сани, которые нынче предпочел карете. Кучер заботливо укутал министра меховой шкурой. Над головой раскинулся беспредельный шатер ночного неба, усыпанный мириадами далеких холодных льдинок, посылающих загадочный свет на грешную и прекрасную землю.
Сани заскрипели по насту, сытые, застоявшиеся лошади понеслись как бешеные.
…На другой день, разбирая утреннюю корреспонденцию, Сипягин увидел небольшой конверт с золотым вензелем «ЕН». Это было приглашение Немчиновой. Так министр попал на курьезный вечер, о котором наш рассказ.
Отвлеченный вопрос
Ужин не начинали, ибо ждали великого князя Константина Романова. Говорили, что он нынче отправился на спектакль в Малый театр, где у него абонирована ложа. Вместе с ним поехал молодой красавец, дуэлянт и дебошир граф Аполлинарий Соколов.
Так что в ожидании призыва к закуске гости разбились на несколько кружков и оживленно беседовали. Негромко, среди своих, сплетничали о том, что К. Р., согласно молве, крутит роман с хозяйкой сегодняшнего вечера – Женечкой Немчиновой. Больше того: с этой же Женечкой уже второй месяц длятся амурные отношения и молодого графа-красавца Соколова. В Москве ничего не скроешь!
У социалистов составился свой кружок. К ним подошел энергичный, весь как на пружинах, Плеве и обратился почему-то к Азефу, возможно, потому, что тот был на полголовы выше своих товарищей.
– Признаюсь, я плохо разбираюсь в революционных программах. Скажите… – Плеве покрутил пальцами.
Азеф подсказал:
– Меня зовут Иван Николаевич.
– Гм, Иван Николаевич, вы можете ответить мне на отвлеченный вопрос? Предположим на мгновение, что ваши друзья-социалисты пришли к власти. И что они сделали бы в первую очередь?
Вокруг стали собираться гости, с интересом прислушиваясь к разговору товарища министра с какими-то разночинцами. Азеф откашлялся и нравоучительно начал: