Эшафот и деньги, или Ошибка Азефа
Шрифт:
– Конечно, Иван Николаевич! – И нежно шепнула: – Я очень буду ждать…
У революционеров давно подвело животы. Они с охотой двинулись за графом – сами не решились бы. Буфетчик Семен, увидав гостей, стал воплощенной любезностью:
– Что прикажете налить?
Аргунов скромненько предложил:
– Может, господа, по рюмке водочки?
Чепик заинтересовался:
– Вот и бутербродики есть с икоркой-с…
Соколов решительно возразил:
– Какая водочка, какие бутербродики! Пьем, господа революционеры, по-гвардейски!
Азеф полюбопытствовал:
– Это
Соколов гаркнул:
– Буфетчик! Для моих заклятых друзей – самое дорогое шампанское! – Цыкнул на Чепика: – Да куда ты клешню тянешь, не фужерами – пивными кружками! Кто не пьет по-гвардейски – тот негодяй и фискал. Эй, буфетчик, что медлишь? Не жалей для прогрессивных товарищей, страдающих от самодержавной деспотии, откупоривай французское! У тебя, шельмец, точно ли шампанское самое лучшее?
– Самое значительное-с – редерер, ваше сиятельство! Брали у Елисеева по семь с полтиной за бутылку, дороже нынче не бывает-с…
– Прекрасно, лей редерер в пивные кружки, да с верхом.
Семен стал таскать из ящика шампанское, только пробки полетели к потолку. Потом он повернулся к буфету, начал наливать по самый край, струйки весело скатывались по стеклу. Соколову протянул отдельно. Тот сказал:
– Пьем, господа ниспровергатели, за ваше здоровье… умственное!
Все подняли кружки, у революционеров в глазах огонь запылал: буржуазный напиток в таком количестве, да еще на дармовщинку!
Пили жадно, взахлеб. Азеф, этот замечательный математик, на сей раз не сумел рассчитать ход классового врага – Соколова. Он выпил и крякнул:
– Ух, хорошо! Забирает всего. Ну, друзья, пошли в залу, поговорим о перспективах российской революции.
– Да, Россию следует разрушить до основания! – прогундосил Чепик. – И вот на ее развалинах, на ее скрижалях, ик, начертят наши имена. Ох, и впрямь в ноги ударило, а голова… голова даже очень… хоть куда, свежая… Ик!
Аргунов, пьяница со стажем, захмелел сразу и сильно. С нетрезвой важностью выдавил из себя:
– Когда, судари мои, сделаем революцию, кхх, каждый прота-про-проле-карий будет на ужин иметь… бутылку.
– Этот тезис занести в программу – обязательно! – одобрил Азеф. – И повсюду повесим лозунги: «Каждому пролетарию – по бутылке!»
– Пусть лакают, – согласился Соколов и весело подмигнул буфетчику.
Революционеры заплетающейся походкой вошли в гостиную. Они направились к громадному дивану с резной спинкой и плюхнулись так, что пружины застонали. Соколов проводил их веселым взглядом, предвкушая замечательное зрелище.
Зинаида смотрела на своего нового друга с недоумением.
Вынос тел
Задумчивые социалисты
Женечка, как всегда, была окружена поклонниками, но, увидав идущего к ней графа, сама устремилась навстречу ему, влюбленными глазами смотрела в его лицо и страстно говорила:
– Аполлинарий Николаевич, куда же вы пропали? Почему ко мне вторую неделю глаз не кажете? – Она взяла его за руку.
Соколов кивнул
– Женечка, откуда на светском рауте у тебя какая-то рвань?
– Не сердитесь. Они милые, очень занятные люди.
Соколов сказал:
– Но говорят они совсем не о забавном, а о весьма страшном.
– Ах, все это наша пустая российская болтовня. Но, граф, признайтесь: ведь надо улучшать государственную систему…
– Зачем?
Женечка удивилась. Такой вопрос никогда прежде ей не приходил в голову. Знакомые социалисты постоянно твердили, что «самодержавие прогнило» и по этой причине его следует заменить «более прогрессивным демократическим устройством». Женечка не хотела отставать от прогрессивных людей, она хотела казаться умной, идущей в ногу со временем и поэтому разделяла передовые воззрения. Она азартно проговорила:
– Как – зачем? Ну, этого требует прогресс… Когда-то люди обитали в пещерах, но благодаря развитию цивилизации теперь живут в благоустроенных домах с лифтом, водопроводом и канализацией.
Соколов отвечал:
– Это произошло не потому, что случались революции, а только потому, что люди работали руками и головой. А от революций бывают только кровь и разрушения. И твои социалисты призывают именно к разрушениям и убийствам. Надо улучшать только одно – собственную душу.
Женечка уставилась на социалистов и с умилением произнесла:
– Аполлинарий Николаевич, посмотрите, как славно наши социалисты на диванчике привалились! И головы они как-то свесили, словно думу глубокую думают.
Соколов весело рассмеялся:
– Ну конечно, о простом народе печалятся. Народ им нужен, как воробью граммофон. – И жестко добавил: – О тебе, Женечка, уже ходят слухи, что ты революционеров привечаешь, большие деньги на свержение «деспотии» даешь.
– Но они такие несчастные! Страдали по ссылкам, были в заграничном изгнании, как Иван Николаевич. Теперь, когда тетушкино наследство получила, хочу создать техникум для людей, обойденных судьбой. Пусть учатся. И вообще, революционеры не совсем глупы, порой умные вещи говорят.
– Умные слова раз в год даже попугай произносит, – заключил Соколов.
Мороз крепчал
В это время к роялю подошел, словно петь собрался, поэт Брюсов. Был он плоский и невзрачный, словно сушеная тарань. Гости захлопали в ладоши:
– Просим, прочтите что-нибудь! Просим…
Брюсов наклонил голову, словно задумался, и вдруг залаял в нос:
Юноша бледный со взором горящим,Ныне даю я тебе три завета:Первый прими: не живи настоящим,Только грядущее – область поэта.Помни второй: никому не сочувствуй,Сам же себя полюби беспредельно.Третий храни: поклоняйся искусству,Только ему безраздумно, бесцельно.