Эшвин
Шрифт:
— Это первый ритуал, после которого мы воспринимаем себя как Всадников. И последний. С того дня, как они присоединяются к Братству, каждый Всадник знает, что смерть рано или поздно придет за ними. Они смотрят на эту стену. Истоки собственных похорон.
Эшвин взглядом заскользил вдоль стены. Много людей уже были разрисованы, но были и другие контуры — Рейес, сонный и дерзкий. Ивэн, выглядевший сурово и бесчувственно, как любой солдат Махаи. Зик, со своими характерными чертами лица и торчащими волосами. Хантер, высокий и мощный. Его впечатляющая сила выражалась не столько командным выражением, сколько
На противоположной стене набросок Джейдена был таким же огромным. Гейб подошел с одной из кистей и тщательно нанес глубокий янтарный мазок на волосы, упавшие на лоб Джейдена. Рейес присоединился к нему с более светлым оттенком золотистого цвета, смешивая краски вместе.
— Некоторые из ребят довольно хорошие художники, — тихо сказал Гидеон. — Дэл придет позже и закончит портрет, но первые мазки всегда делают братья Всадники.
Связующий ритуал, скрепляющий узы Братства.
Эшвин мог оценить мудрость этого. База усовершенствовала такую тактику, подняв создание сплоченного командного подразделения до точной и циничной науки. Даже солдаты Махаи не были застрахованы от смерти — татуировки, украшающие спину Эшвина, доказывали это. Пока Koрa не спросила его, он никогда не задумывался о логическом обосновании. Он слишком привык имитировать действия окружающих людей.
Но татуировка не имела значения связи между солдатами на Базе. Выкованный совместный опыт — вот что было важно!
Когда Лоренцо Круз обратился к нему с просьбой в отчаянной попытке спасти своего смертельно раненного возлюбленного, Эшвин не смог отказать ему, хотя и пришлось использовать навыки Koры, чтобы сделать это.
Это было Кодексом чести на Базе. Понимание. Просьба об одолжении. Обязательство вернуть долг.
Семь месяцев назад, Эшвин вернул ту услугу. Он перебирал в уме фрагменты, его мысли кружили вокруг Коры, все чаще и чаще возвращаясь к ней.
…Тогда он попросил Круза найти безопасное место, чтобы спрятать ее. Обязательным условием было не раскрывать это место, даже если бы Эшвин потребовал.
Долг востребован. Долг погашен.
Круз выполнил просьбу. Но не так, как Малхотра планировал. Эшвин думал, что напарник найдет безопасный дом или вообще увезет ее, возможно, забрав в горные общины. Чтобы не тащить ее полмили от импровизированного госпиталя до дома человека, управлявшего им.
Но все пошло не так, как он ожидал. Он не был в состоянии найти Кору, даже когда отправился на ее поиски. И Круз сдержал свое слово. Столкнувшись с безрассудным гневом Эшвина, напарник выстрелил ему в ногу. Малхотра хотел причинить ему боль.
«Страх боли, Эшвин. Это может сломать человека. Если ты попытаешься забрать ее откуда-нибудь прямо сейчас, ты только испугаешь ее. Ты причинишь ей боль. Ты не сможешь держать ее в безопасности, пока не возьмешь себя в руки»…
Это была самая тяжелая истина, которую кто-либо когда-нибудь говорил ему. Мало кто осмелился бы. Но Эшвин
Он не смог бы таким понравиться Koре.
Сломанный. Дикий. Одержимый ее ароматом, ее взглядом, мыслями о ней. Такими он видел Сектора в своей войне, а затем он вернулся на Базу, чтобы подчиниться рекалибровке.
Они выдрали Кору из него. Потребовались месяцы целенаправленных пыток, чтобы вернуть ему спокойствие, обоснованное логикой. Холодное оцепенение. Мир безмолвия.
Она уничтожала недели пыток каждый раз, когда прикасалась к нему.
— Малхотра.
Эшвин обернулся и увидел Дикона, стоящего в шаге от него и протягивающего кисть ручкой вперед. Хотя в отстраненной части его мозга не возникало проблем с распознаванием эмоциональных манипуляций, организованных Гидеоном, честная оценка показала… приступ боли. Удивление и что-то еще, острое и мятное, как травяной чай, который он приобрел в подарок для одного из своих домашних кураторов, чтобы подорвать лояльность.
Махаи сильно отличались от остальных. Другие боевики на Базе готовы были меняться одолжениями и следовать Кодексу, но социальные моменты — совсем другое дело. Никто не мог расслабиться рядом с Махаи. Немногие были готовы открыто избегать их, но тысячи крошечных комментариев и жестов несли это сообщение достаточно явно, чтобы услышал даже Эшвин.
Он никогда не был желанным. Он не был принят обществом. Он едва ли был человеком.
Эшвин отстраненно наблюдал, как его пальцы обвились вокруг деревянной ручки кисти. Кто-то создавал ее с любовью, полировал, пока она не стала совершенно гладкой. Он сжал кисть между пальцами и сражался с соблазнительной ложью, которую она воплощала.
Дикон отошел в сторону, освобождая путь к столу с чашами краски, и Эшвин признал шаткость своего положения.
Гидеон Риос сражался за душу Эшвина в разных плоскостях. Кора, с обещанием любви и страсти. Всадники, с возможностью принадлежности к Братству. Без сомнения, Гидеон завершит соблазн, предлагая отпущение ужасных грехов, совершенных Эшвином.
Но он был Махаи, за гранью человеческих эмоций. Ни одно из предложений Гидеона не должно соблазнить его. Это было не просто долгом — сдержаться перед лицом такого искушения, это было его природой.
Эшвин окунул кисть в краску, а затем наблюдал, как оранжевый проступает на темном кирпиче. Цвет настолько яркий и живой, что бросал вызов мрачной печали, которой был окутан мемориал для погибших. Каждая последующая картина в зале кипела жизнью, яркой и радостной, перед лицом потерь и смерти.
Ничто не следовало правилам в Секторе 1.
Может быть, и он не станет тоже.
Глава 12
Вечеринка в казарме Всадников была не похожа на танцы у костра. Она была меньше, более интимной и скрыта за толстыми глинобитными стенами. Были еще музыка и танцы, спиртное и смех, но атмосфера, чувствовавшаяся в воздухе, с точки зрения Koры. отличалась