Эскадрильи летят за горизонт
Шрифт:
В стороне, окруженный друзьями, стрелок-радист Иван Вишневский из экипажа Сидоркина рассказывал о воздушном бое, в котором ему удалось свалить фашистского аса. А Сидоркин докладывал начальнику штаба о выполнении задания.
Мы с Трифоновым присели на топчан.
— Командир, мы еще полетим? — спросил он.
— Вряд ли, — ответил я. — Нужно тщательно осмотреть машину, да и штурмана у нас пока нет.
В землянку вошли командир полка Головин, штурман Ильяшенко и начальник связи Лазуренко.
— Смирно! — добродушно произнес Головин.
Все присутствующие повеселели. Командира полка очень
— Дорогие товарищи, — обратился Головин к летному составу. — Работали все в первом вылете хорошо. Мы с Ильяшенко наблюдали за вашим бомбометанием. Так и продолжайте. Задание остается прежним... Мы бомбили последними. Я заметил, что огонь зенитной артиллерии ослабел, да и прожекторы как-то сникли. До утра мы их так измотаем, что они и маму родную не узнают!
Летчики засмеялись.
— А Сталинград для нас, товарищи, не просто город, который нужно удержать любой ценой! — взволнованно продолжал Головин. — Здесь решается судьба Родины. Всегда помните об этом, друзья мои! [78]
К утру, когда мы отдыхали в землянке, возвратились с разведки экипажи Бочина и Панченко. Склярова еще не было.
Панченко, его штурман Чудненко и стрелок-радист Егоров, пройдя по маршруту Сталинград, Морозовск, Тихорецк, возвращались домой с ценными сведениями о движении поездов на территории, занятой врагом.
Не долетая до моста через Аксай, они обнаружили эшелон, направлявшийся к Сталинграду. Действуя с небольшой высоты, экипаж с нескольких заходов разбил его бомбами. Вагоны загорелись, начали рваться боеприпасы. Самолет ушел, а среди заснеженного поля долго еще догорал немецкий военный эшелон...
Бочин со своими товарищами прошел по еще более длинному маршруту. Они побывали над Тацинской, Батайском и Ростовом. В Ростове, включив бортовые огни, Бочин встал в круг немецких самолетов, образовавшийся над аэродромом, и, понаблюдав, что делается на земле, определил место заправочной линии немецких машин, а затем его экипаж сбросил туда бомбы. На аэродроме вспыхнули пожары. Заметались лучи зенитных прожекторов, были выключены все сигнальные огни. Но зенитка не стреляла — по кругу ходили немецкие самолеты. Воспользовавшись суматохой, Бочин спокойно ушел на северо-восток...
Экипаж Склярова, пройдя по заданному маршруту, обнаружил в районе Акатово значительное движение транспорта. С нескольких заходов ребята сбросили бомбы по колоннам, а затем, снизившись, обстреляли грузовики из пулеметов. Зенитные средства врага, защищавшие переправу у Акатово, обрушили на советский самолет всю силу своего огня. Осколки снарядов пробили бензобаки, обшивку и кабину летчика. Перетянув линию фронта, Скляров пошел на вынужденную: из баков через пробоины вытекло горючее. Лишь спустя два дня члены его экипажа вернулись домой пешком...
Утром следующего дня летчики, штурманы и радисты уехали на аэродром проверять и приводить в порядок материальную часть стрелкового оружия, бомбовооружения, самолетных радиостанций и других вспомогательных приборов и агрегатов.
Я решил было просмотреть летные книжки своих подчиненных, но в это время сообщили, что из
Погода была чудесная. Вовсю светило осеннее солнце. [79]
Шагая по улице поселка, я услышал гул авиационных моторов. Взглянул на небо и оторопел от неожиданности: с запада к аэродрому приближалась девятка «юнкерсов» в сопровождении шести истребителей. «Идут на аэродром!..» — пронеслась мысль. Группа разделилась: шесть «юнкерсов» с истребителями повернули на аэродром, тройка «юнкерсов» приближалась сюда, к поселку.
Поселок вмиг опустел. Вскоре я увидел столбы дыма и пыли, поднявшиеся над аэродромом. Послышалась пулеметная и пушечная стрельба, загрохотали тяжелые разрывы авиационных бомб. Фашистские истребители пикировали на аэродром и обстреливали самолеты из пушек. Им дружно отвечали с земли пулеметы. «Здорово обороняются наши!» — подумал я и припал к земле, оглушенный разрывом упавшей недалеко бомбы.
Пока тройка «юнкерсов» делала новый заход на поселок, я быстро перебежал небольшую площадь и заскочил в глиняный домик. Первое, что увидел, был большой стол, накрытый красной скатертью, на которой лежали коробочки с орденами и медалями. Комната была пуста.
Домик вздрагивал от близких разрывов. Я не обращал на это внимания и с интересом оглядывал стол. Вот два ордена Ленина, один, как указано в удостоверении, предназначен мне, другой — Головину. Моих подчиненных Бочина, Панченко и Сидоркина тоже ожидали награды — орден Красного Знамени, а Кудрявцева, Захарова и Заболотнева — орден Красной Звезды. Очень хорошо! Кудрявцеву надо отвезти орден в госпиталь...
Тихо приоткрылась дверь, и в щель просунулась голова Кравчука.
— Можно войти, товарищ командир?
— Входи, входи. Как на аэродроме?
— Мы показали им кузькину мать! Ушли не солоно хлебавши. Фашистские самолеты появились тогда, когда почти все стрелки-радисты сидели по кабинам — тренировались в настройке раций. Штурманы тоже находились на местах. Мы открыли огонь из тридцати пулеметов! А ваш брат, летчики, сидели в это время по щелям и стреляли из пистолетов, — пошутил Кравчук.
— Так уж и по щелям!
— А что им оставалось делать? — уже серьезно сказал штурман. — «Юнкерсы» бросают бомбы, стреляют, истребители тоже сбросили по нескольку бомб, а потом начали пикировать и палить из пушек. Там такой тарарам поднялся, только держись. Хорошо еще, что наши самолеты были укрыты [80] высокими капонирами и опущены в траншеи, а то бы нам не избежать потерь...
— Ну а теперь, — прервал я Кравчука, — поздравляю тебя с орденом Красного Знамени.
— Меня тоже наградили? — обрадованно блеснул он глазами.
— Сам видел твою фамилию...
В комнату вошли представители штаба армии и группа летчиков, штурманов, техников, радистов. Все были немного сконфужены тем, что пришлось посидеть в щелях, прячась от бомб. Но радостное возбуждение в ожидании торжественной минуты награждения быстро овладело собравшимися...
В общежитие мы возвращались с Кравчуком, обсуждая перипетии этого необычного утра. Только что мы могли погибнуть или стать калеками. Этого, к счастью, не случилось. Мы возвращались к себе домой веселые и бодрые, с новенькими орденами на груди.