Эскадрон «Гильотина»
Шрифт:
Так нет же, надо было послушаться Алвареса! И вот результат: он, Фелисиано Веласко-и-Борболья де ла Фуэнте, лиценциат, потомок знатного рода, стал солдатом плебейского войска, чьим кумиром был Вилья! И хуже всего то, что положения уже не изменить: Вилья в этих местах полновластный хозяин, так что от него не убежишь: поймают в два счета.
И значит, придется ему, Веласко, сражаться (какой ужас!) плечом к плечу со сбродом, жаждущим мести и крови. Бороться за идеалы, которые могут проповедовать только глупцы и которые идут вразрез с добродетелью и моралью. (И как только этой кучке недорезанных бандитов пришла в голову мысль о том, что люди могут быть равны?!)
— Тупица! — скрежетал зубами Фелисиано. —
Хуан Алварес, опустив голову под градом сыпавшейся на него брани, думал: «Ничего, скоро поквитаемся!»
Занялся рассвет. Протрубил трубач, возвестив революционной армии, что пора приниматься за дела, которых у «Эскадрона торреонской гильотины» в тот день тоже ожидалось немало.
Солнце едва показалось из-за горизонта, а лагерь уже бурлил. Женщины в разноцветных шалях, стоя на коленях, раздували огонь в кострах, собираясь варить еду, мужчины готовились к выполнению своих воинских обязанностей. Все как следует выспались и были полны сил. Все, кроме двух человек: сержанта Фелисиано Веласко и генерала Франсиско Вильи. Первого всю ночь мучили кошмары — снилось, что ему отрубают голову с помощью им самим созданной машины. А второй был охвачен таким энтузиазмом, что не мог сомкнуть глаз. Он даже не ложился: до утра простоял возле гильотины, то и дело дергая за шнур и зачарованно глядя, как падает, сверкнув, нож. Гильотина, думал Вилья, станет не просто инструментом для казни заключенных, — она станет символом его самого — генерала Вильи, символом его армии, символом самой Революции!
Генерал вошел в палатку сержанта Веласко и, улыбаясь, произнес:
— Доброе утро!
Капрал Алварес и рядовой Бельмонте, полуодетые, неумело вытянулись. Сержант Веласко, который всю ночь промучился и которому удалось заснуть лишь незадолго до прихода генерала, промычал что-то нечленораздельное.
Вилья, привыкший, что при его появлении подчиненные вскакивают и вытягиваются, еще раз гаркнул:
— Доброе утро!
У торговца от этого крика даже уши заложило. Он открыл глаза и собрался снова пробормотать что-то, но тут разглядел внушительную фигуру генерала. Словно подброшенный пружиной, вскочил Фелисиано с походной кровати и как был, в кальсонах, вытянулся перед вождем революции.
— Что это с вами, дружище? Сигнала к подъему не слышали? — шутливо спросил Вилья.
— Нет, мой генерал… То есть, да… Дело в том, что я был так взволнован вчерашним размышлением… то есть назначением, что всю ночь не мог уснуть.
— Вы так довольны?
— Чрезвычайно доволен, мой генерал!
— Очень хорошо, сержант Веласко. А сейчас одевайтесь, потому что сегодня придется изрядно поработать, а в таком виде вы похожи на белого гуся. Что до вас, негодяи, не смейте хихикать над командиром — ваше дело его уважать, — Вилья попытался изобразить на лице улыбку, но получилась лишь странная гримаса.
— Вы очень остроумны, мой генерал! — подольстился Веласко.
— Приведите себя в порядок: сейчас повезем гильотину в город. Хочу преподнести сюрприз кое-кому из богатеньких.
Вилья вышел. Алварес и Бельмонте покатились со смеху и долго не могли успокоиться. Веласко ворчал:
— Шутники чертовы!..
С того дня, с легкой руки капрала Алвареса, сержанта Фелисиано Веласко-и-Борболья де ла Фуэнте, удостоенного высших почетных званий факультета права университета Мехико, представителя одного из самых знатных семейств, за глаза стали называть «Гусь».
Вилья отдал Северной дивизии приказ построиться в три колонны и двигаться в направлении Торреона. Город уже три дня был во власти революционной армии, но Вилья решил отсрочить вступление в него, чтобы произвести большее впечатление на жителей. С той же целью он приказал «Эскадрону торреонской гильотины» войти в город
В десять утра бойцы Вильи вошли в Торреон, предшествуемые повозкой, на которой высилась гигантская конструкция из дерева и металла. Дети, радостно крича, размахивая флажками и бросая серпантин, бежали рядом с бойцами (точно так же они радовались бы, если бы в город вошли войска Уэрты или Сапаты, или Ороско, или еще кого-нибудь — главное для них было бежать рядом и кричать). Простые женщины хором скандировали имя Северного Кентавра [3] . Крестьяне и батраки собирались в группы, надеясь тут же, без лишних церемоний, влиться в Северную дивизию. Представители богатых семей выглядывали в щелочки между штор, в ужасе от представшего их глазам зрелища. Некоторые из них — те, что бывали в Европе и учились в Париже, — едва не падали в обморок, узнав мрачные очертания гильотины.
3
Северный Кентавр — прозвище Франсиско Вильи.
Вилья приказал всем трем колоннам остановиться около роскошного особняка — настоящего дворца, выстроенного по канонам французской архитектуры. Особняк принадлежал могущественному землевладельцу, хозяину тысяч гектаров хлопковых плантаций, который несколькими годами раньше назначил цену за голову Доротео Аранго [4] . Сейчас Вилья назначил цену за голову самого землевладельца. Назначил в прямом смысле этого слова: или тот выплачивает на нужды революции сто тысяч песо серебром, или Вилья вывешивает его голову на здании почтового ведомства.
4
Доротео Аранго — настоящее имя Вильи. До того, как стать революционным лидером, он был бандитом, и за его поимку полицией не раз назначалась награда.
Вилья приказал одному из своих подчиненных постучать в ворота особняка и спросить дона Луиса Хименеса-и-Санчеса.
Посланный трижды постучал. Войско Вильи и собравшаяся публика ждали в полном молчании. Лишь изредка тишину нарушало лошадиное ржание.
Вышла служанка в черном платье и безукоризненно белом фартуке.
— Что угодно сеньору? — учтиво спросила она, не обращая никакого внимания на огромное войско революционеров.
— Дома ли дон Луис Хименес-и-Санчес? — так же учтиво осведомился посланец Вильи.
— Он сейчас отдыхает в своей спальне и велел его не беспокоить.
Посланец любезным тоном попросил служанку доложить хозяину, что его хочет видеть дивизионный генерал Франсиско Вилья.
Женщина ушла. Посланный терпеливо ждал: генерал Вилья требовал в таких случаях вести себя как можно более прилично. Этому его научил Фелипе Анхелес. Нельзя, чтобы армию называли шайкой разбойников.
Служанка вернулась:
— Хозяин говорит, что не принимает бандитов и что…
— Как вы сказали, сеньорита?
— …и что этот Вилья может убираться куда подальше.
На лице посланца не дрогнул ни один мускул: он давно привык к таким ответам. Поблагодарив служанку за любезность, он отправился к Вилье доложить о результатах миссии (генерал и сам все прекрасно слышал, но ему нравилось, чтобы ему докладывали).
Выслушав отчет, Вилья приказал направить жерло одной из пушек на особняк и скомандовал:
— Огонь!
Снаряд не только снес ворота, но и разрушил сразу полдома, в результате чего все убедились, что землевладелец Хименес действительно отдыхал в своей спальне. Не прошло и минуты, как двести солдат захватили особняк и взяли в плен его богатого владельца.