Эскиды

Павлова А. В.

Девушка огляделась. Вдалеке, среди древних могучих стволов сверкала на солнце водяная гладь и слышался многоголосый смех. Эшора перекинула сумку на другое плечо и поспешила на шум голосов.

Идти пришлось не долго. Вскоре перед ней открылось небольшое лесное озеро. Это было поистине чудом: темная прозрачная вода лениво колыхалась и сверкала на солнце ослепляющими искрящими бликами. Эшора раздвинула тяжелые упругие ветви и оторопела: существа, каких воображение и в кошмарном сне и в тяжелом бреду не могло представить, ходили по песку, плескались в воде, играли, смеялись. В камышах барахтались низкорослые, едва доходившие ей до колен — человечки с крепкими длинными руками. Их то и дело с нереальным

серебристым смехом утаскивали под воду бледнокожие девы с зелеными взлохмаченными спутанными волосами. Мимо поскуливая и повизгивая быстро проковыляла многоглазая и многорукая тварь, горестно прикрывая четыре верхних поврежденных глаза. Рядом с блаженным постаныванием в траве развалился толстенький бородатый старичок. Крупный пятнистокожий парень, до этого равнодушно нырявший в сторонке, отчего-то замер, с интересом поглядывая на старичка. Стебель с большим махровым листом жалобно крякнул и погрузился в воду. Парень, бережно держа импровизированную чашу в руках, вылез из воды и крадущейся походкой направился к деду. Эшора, прищурив глаза, наблюдала за резвящимися. Было странно и дико смотреть на это пестрое сборище отдыхающих, так не похожее ни на ее народ, ни на тех, кого она считала своими лютыми врагами. Они выглядели такими беззащитными, такими мирными… Громкая, грязная ругань прорвала безмятежное блаженство лесного озера — багровый от ярости мокрый старик, размахивая громадными кулачищами несся за пятнистым шутником…

Большая сине-сиреневая птица с длинным хвостом, громко крича, спикировала над самой головой и улетела прочь. Высвобожденная ветка, ликуя и радуясь обретенной, наконец, свободе, с размаху хлестнула девушку по плечу, выбив сверток старой Олэсь. От птичьего крика, казалось, звенел весь мир, и она — Эшора — чувствовала себя такой же птицей, счастливой и свободной. Ей чудилось, будто весь лес, каждая травинка, каждая букашка приветствовала ее… А она могла вот так же как птица крыльями, вскинуть руки и…и… Что это?! Из старой пожелтевшей бумаги проглядывал мерцающий свет. Осторожно развернув сверток, она ахнула. В руках, отливая голубым перламутром, лежало нежное полупрозрачное платье. Такие даже гражданские вертихвостки не носят! Эшора нервно комкала платье, пока, наконец, не решилась. Девушка осторожно расправила подарок старухи… Безусловно Красивое Платье…

Вскоре шум и песни остались далеко позади. Было так тихо, так умиротворенно… Повинуясь внутреннему желанию, Эшора распустила волосы и сбросила обувь. Молодая трава приятно холодила ступни и ласкала их подобно шелку. Шелест густой листвы, редкий щебет птиц, то где-то высоко, то совсем рядом, усыпляющий мерный плеск волн. Ей хотелось плакать от этой долгожданной настоящей тишины.

Она шла по лесу, не выбирая пути: заканчивалась одна тропинка и вскоре начиналась другая, пока не вышла на широкую мощеную узорчатым камнем дорогу, ведущую стоявшему в стороне, на берегу лесного озера белому величественному зданию, вокруг которого ходило, сидело, лежало множество… существ.

Вдалеке Эшора заметила двух мужчин, не спеша бредущих по прибрежной полосе, и стремительно юркнула обратно в лес. Вся романтика испарилась подобно дыму. Незнакомцы неторопливо брели по дороге, пока не поравнялись с ней. Теперь девушка могла рассмотреть их получше. По крайней мере одного. Это был немолодой мужчина, высокий и крепкий, с иссиня-черными волосами, убранными в тугой хвост. Темно-синие, почти черные глаза смотрели на мир холодно и сурово. Никто — ни отец, ни Дроен — не могли с ним сравниться. Это был хищник, ужасающий и прекрасный в своей силе. Мужчина практически нес на себе своего, едва передвигающего ноги, спутника, который беспрестанно кашлял и вздрагивал. Эшора сжалась в комочек. Они были так близко, что девушка слышала их дыхание.

— Вот

так все и получилось, — темноволосый расставил небольшое инвалидное кресло и усадил в него друга. — Удобно?

Больной кивнул головой и закашлял. Эшора пыталась рассмотреть второго, но сумела углядеть лишь светло-русый цвет его волос. Остальное было постоянно скрыто могучей спиной темноволосого.

— Спасибо тебе, Ириган, — очередной приступ кашля буквально согнул его пополам. — Мне действительно стало здесь намного лучше. Мир-между-мирами… Ири, я больше не хочу туда возвращаться…

Темноволосый не спеша вытер с губ брата сукровицу и заставил выпить гадкой на вкус жидкости из полупрозрачной фляжки, тем самым ослабив приступ. Язык росей Эшора знала в совершенстве, как обязательную дисциплину, но их речь оказалась ей незнакомой. На первый взгляд. Девушка подкралась поближе и засела среди корней большого дерева. И только когда голоса стали отчетливыми, Эшора с изумлением услышала давно уже мертвый язык. Роси явно не хотели, чтоб их подслушали.

— Ты ведь знаешь, что призывали судиц? Многих их слова вдохновили. Тебе ищут замену.

Светловолосый рось помолчал и спросил, тихо и спокойно:

— Они назвали приемника и его местонахождение?

— Предположительно, они сообщили эту информацию Эдельвейрику. Так что теперь это дело времени.

Лиалин промолчал. На душе стало противно и горько.

— Покайся. И поиски остановят. Покорись воле Перуна и Прове. Покайся.

Хранитель поднял на брата внимательный взгляд бирюзовых глаз:

— Мне не в чем каяться. Пусть ищут.

Лицо Иригана вытянулось и потемнело.

— У меня еще на сегодня дела есть. До лечебницы недалеко. Доберешься самостоятельно.

— Доберусь, — уже в пустоту ответил Лин.

Эшора облегченно вздохнула — отчего-то уход темного рося принес ей облегчение — и осторожно разогнула затекшие колени, болезненно поморщившись. В ноги словно воткнулись тысячи иголок. Легко помассировав их, девушка попробовала встать. Опираясь на ствол дерева, Эшора поднялась, решив подобраться к Хранителю поближе. Под ногами затрещали сухие ветки кустарника. Если бы в этот момент загремел гром, вряд ли бы он оказался громче этого предательского хруста.

Хранитель едва заметно вздрогнул и негромко окрикнул притаившегося:

— Кто здесь?

Собрав всю волю в кулак, девушка, улыбаясь как можно шире, вышла из-под спасительной сени деревьев, не совсем понимая, что творит.

— Ведьмачка? День добрый, — рось, оказавшийся гораздо более юным, чем ожидала она, поднял на нее удивленный взгляд и согнулся в приступе кашля. Его рука судорожно искала лекарство и не находила. Откатившись в траву, фляжка безжалостно разливала на землю драгоценное зелье, через многочисленные мелкие трещинки, образовавшиеся при ударе. Всего одно мгновение, и возможно на одного рося в мире станет меньше… Эшора скинула сумку и бросилась за фляжкой. Мокрые от росы пальцы скользили по гладкой жестяной крышечке, не в силах открыть ее. Оставив тщетные попытки, она вцепилась в нее зубами и повернула. Челюсти болезненно хрустнули, но результат был достигнут. Рось глотал судорожно и неторопливо, словно боялся захлебнуться, пока дыхание не стало более ровным.

— Извини, — Хранитель стер кровь с губ и прикоснулся дрожащей рукой к мокрому холодному лбу.

Эшора молча качнула головой, откровенно разглядывая его. Вряд ли он ее старше. Оценивающий взгляд медленно скользил по белым, как горный снег, волосам, по лицу с большими бирюзовыми глазами и прямым носом, уставшей от напряжения шее, по сутулым от переживаемой боли плечам, по рукам, сцепленным до белизны…

— Не могла бы ты помочь мне добраться до госпиталя? Задумался, и сам не заметил, как забрался дальше, чем нужно бы.