Эскулап Лопатов вне закона
Шрифт:
– В этой самой Сиговке, в подвале одного из домиков у меня имеется определённый запас этой жидкости. Там же находится и моя лаборатория. В ней же я храню и нормальную одежду.
– В каком смысле, нормальную?
– В самом прямом, для выхода в люди. Ни сидеть же на месте! Надо общаться с людьми, а не только с дикими козами.
– Как несправедлива жизнь! Что же делать? Хреновина с морковиной получается.
– Надо продолжать жить ради процветания человечества и верить в самые добрые перемены. А сегодня за ночь необходимо будет перенести к вам
– А вы, Игнат Аркадьевич?
– Я тоже, до поры и до времени. Пока я жив, сидеть, сложа руки, не намерен. Но до вас ещё долго не доберутся. А меня, в любом случае, найдут и сотворят со мной несчастный и непременно летальный случай. Но пока живу, надеюсь.
– Это кто-то мудрый сказал?
– Цицерон говорил и ещё Сенека. Да и многие другие. Проще сказать, надежда умирает последней. Это общеизвестное выражение.
– Одни считают, что она, вообще, не умирает, другие, что и не рождается. Так вот, без надежды и существуем. Небо коптим. Ведь все утверждения, даже самые мудрые, спорны.
– У каждого человека имеется своя историческая миссия, – сказал Лопатов. – В долгой и здоровой жизни есть великий смысл.
– Но, всё-таки, мне кажется, – задумался Мурашов, – что крепкое здоровье каждого человека и долголетие, всего лишь, красивая и, к всеобщему несчастью, несбыточная мечта.
– Побольше оптимизма, Филипп! Пока мы с тобой живы, не позволим никому отменить долголетие. Не позволим! Если будем расторопными, то поможем очень многим.
Лопатов посмотрел вверх, в синее небо. Сверху прямо на них опускался парашютист. Он довольно удачно приземлился, почти не разбил себе лоб и даже не вывихнул руку. Видно, что мастер. уверенно держал стропы в руках.
Его рот и нос закрывала тряпичная медицинская повязка.
Парашютист быстро собрал и упаковал парашют в мешок, не обращая внимания на волнение Мурашова и Лопатова, которые уже встали на ноги. Он надел на плечи мешок, как рюкзак. Подошёл к ним и вручает медицинские повязки для прикрытия рта и носа.
– Благотворительная международная организация, – сказал парашютист. – рекомендует вам надеть на лица повязки.
– Зачем и почему? – удивился Мурашов. – Мы же в лесу.
– Потому, что везде и всюду брендовирус, – пояснил парашютист. – Когда будете уходить, потушите костёр! Пожароопасный период.
Приветливо махнув им рукой, удалился.
С небольшим желанием они надевали на лица повязки.
– Кто-то хорошо погреет свои ручонки на так называемой пандемии, проворчал профессор медицины. – И вакцины появятся, и таблетки. Всё продумано. Богатые богатеют. Понятно, что таких, как мы с тобой, Филипп, с нашей панацеей, они всегда уничтожали и уничтожать будут.
Оба сорвали с лиц повязки, бросили их в огонь и яростно начинали тушить костёр.
Но, увидев, что над ними кружит самолёт, Лопатов и Мурашов достали из костра обгоревшие повязки и надели их
Самолёт улетел.
По огромному болоту с палками, с флагами и транспарантами шли нищие. Их много. У всех на лицах марлевые и разного вида повязки. Физиономии у бездомных и обездоленных, шагающих по топким местам людей, усталые, измождённые, грязные, но счастливые.
В ожидании мужа Алевтина сидела в горнице и с нетерпением смотрела на висящие настенные часы. Обеспокоена. Начала и сама собираться в дорогу. Пора уже искать пропавшего Мурашова. Ведь он со своими мухоморами обычно возвращался домой гораздо раньше.
Она переоделась в штормовку цвета хаки, зелёные джинсы, кроссовки. Нашла на вешалке и кепку. Перед уходом посмотрела в настенное зеркало.
В своём загородном особняке, скорее, даже во дворце перед несколькими огромными мониторами сидел в костюме, в белой рубашке при галстуке Буньков. Он ожидал важной и ответственной видеосвязи с президентом. Перед ним чашка кофе. Принтер и прочие компьютерные принадлежности. На столе лежал груда бумаг, относительно аккуратно сложенная.
Озабочено перелистывал, перебирал бумаги. Ему даже казалось, что он думал о чём-то важном. Кто знает, может быть, и думал. Ведь учёные, может быть, и не единогласно, но считают или предполагают, что даже дождевой червь способен мыслить.
Но мысли его далеко не о том, как бы одурачить тысяч двадцать-тридцать себе подобных, и на этом построить личное счастье. Его мысли более примитивны и менее загадочны: создать потомство, найти пищу, обустроить свой кров и обеспечить возможную безопасность для себя и своего потомства.
К Бунькову в кабинет вошла его молодая супруга Калина. Стройная, фигуристая блондинка, в атласном оранжевом халате. Обняла его за шею, со стороны спины.
– Давно не виделись, Калина Максимовна, – он повернулся к супруге лицом. – Как у тебя дела, моя славная жена? Как там твой комбинат по активному производству лекарственных препаратов?. Готовы бороться с брендовирусом?
– Моя фирма «Фармацевтика для народа» на волне пандемии будет процветать, – не без гордости заявила она.
– . Мы развернёмся. Произведём всё, что надо и не надо. Бодрости духа не теряем и надеемся на хорошие доходы.
– Я рад, Калина, что сказка о страшной эпидемии – путь к богатствам. В накладе мы не останемся. Да ещё сынок наш Дима, вечный бывший двоечник, вовремя сделался директором по закупке медикаментов и препаратов зарубежного производства «Помощь друзей». А ведь дурак дураком в свои восемнадцать лет!
– Ну, зачем ты так, Валера? Мальчик старается, и у него кое-что получается. Просто мне и ему повезло, что я и он стали удачливыми предпринимателями.
– При моей колоссальной поддержке и многих других уважаемых и влиятельных господ всё у вас идёт не так плохо. Эта удача организована и мощно поддержана материально.