«Если», 2002 № 03

Хоган Эрнест

Он торопливо уселся за стол и положил рядом две записные книжки, свою и Рота. Взял чистый лист бумаги и начал записывать свои идеи о том, как можно вставить эпитет Рота в эоним для человека. А мысленно он уже переставлял буквы, подбирая комбинацию, означающую одновременно и человеческое тело, и самое себя — онтогенический код вида, спрессованный в семьдесят две буквы.

Перевел с английского Андрей НОВИКОВ

Элеонор Арнасон

Пять дочерей грамматистки

Жила-была

грамматистка, и жила она в великом городе, который более не существует, так что нам нет нужды его называть. Хотя она была очень ученой и трудолюбивой, и ее дом был полон книг, она не преуспевала. Тяжелое положение это усугублялось тем, что у нее было пять дочерей. Ее муж, усердный ученый, ничего не понимавший в практических делах, умер вскоре после рождения пятой дочери, и грамматистке пришлось растить их одной. Это было нелегко, но она сумела дать каждой хорошее образование, а вот предложить за каждой приданое — совершенно необходимое в той культуре, к которой принадлежала наша грамматистка — она никак не могла. Так что ее дочки и мечтать не смели о замужестве. Им предстояло стать старыми девами и добывать себе скудное пропитание, устроившись писцами на городском рынке. Грамматистка мучилась и тревожилась, пока старшей дочери не исполнилось пятнадцать лет.

Тогда девушка пришла к матери и сказала:

— У тебя нет возможности содержать меня. К тому же надо подумать и о моих сестрах. Дай же мне, что можешь, и я отправлюсь на поиски счастья. Все-таки одним ртом будет меньше.

Мать поразмыслила и достала мешок.

— Он набит существительными, которые я считаю твердой основой и драгоценностью языка. Даю их тебе, потому что ты старшая. Возьми их и используй, как сумеешь.

Старшая дочь поблагодарила мать, поцеловала сестер и отправилась в путь с мешком существительных за спиной.

Время шло. Девица все странствовала, перебиваясь, как могла, и наконец пришла в страну, затянутую туманом. Все там выглядело неясным и зыбким. Старшая дочь мыкалась туда-сюда, толком не зная, где находится, пока не добралась до места, полного теней, которые показались ей похожими на дома.

Далекий дребезжащий голос прокричал:

— Слушайте! Слушайте! Слушайте! Тот, кто владеет этой землей, отдаст своего сына или дочь тому или той, кто сумеет рассеять проклятый туман.

Старшая дочь поразмыслила и развязала мешок. Из него посыпались существительные, четкие и определенные. «Небо» взмыло ввысь и заполнило серость в вышине. «Солнце» взлетело вверх и озарило небо. «Трава» поднялась над смутной серой землей. «Дуб», «вяз» и «тополь» выросли над травой. «Дом» последовал за ними, и «город», и «замок», и «король».

Теперь в солнечных лучах старшая дочь увидела людей. Воздавая гостье хвалы, они проводили ее в замок, где благодарный король отдал ей своего старшего сына. Разумеется, они поженились, зажили счастливо и народили много четких и определенных детей.

Со временем они начали править страной, которая получила название Вещность. Она прославилась своими сияющими небесами, яркими пейзажами и

твердыми ясномыслящими гражданами, которые всему предпочитали то, к чему могли прикоснуться и взять в руки.

Теперь рассказ пойдет о второй дочери. Как и ее сестра, она пришла к грамматистке и сказала:

— Тебе слишком трудно содержать нас четверых. Дай же мне, что можешь, и я отправлюсь на поиски счастья. Все-таки одним ртом будет меньше.

Мать поразмыслила и достала мешок.

— В нем хранятся глаголы, которые я считаю силой языка. Даю их тебе, потому что ты моя вторая дочь, к тому же самая бесстрашная. Возьми это и используй, как сумеешь.

Вторая дочь поблагодарила мать, поцеловала сестер и отправилась в путь с мешком глаголов за спиной.

Подобно своей старшей сестре, вторая дочь перебивалась в пути, как могла, и наконец пришла в страну нестерпимого зноя. Солнце пылало в тусклом пыльном небе. Куда она ни смотрела, все было погружено в вялую истому. Пчелы, обычно самые хлопотливые из всех живых существ, цеплялись за свои ульи, не в силах преодолеть сонливость и полететь за нектаром и пыльцой. Пахари спали у своих плугов. Волы, запряженные в эти плуги, тоже спали. В городках торговцы сидели по своим лавкам, не в силах зазывать покупателей.

Вторая дочь брела и брела вперед. Мешок за ее спиной становился все тяжелее, а солнце напекало ей голову, и она уже почти не могла ни двигаться, ни думать. Наконец на площади одного городка она увидела мужчину в вышитой тунике королевского герольда. Он сидел на краю городского фонтана и водил по воде одной рукой.

Когда девушка приблизилась, он чуть встрепенулся, но не мог головы поднять от изнеможения.

— Слу… — произнес он наконец едва слышным шепотом. — Королева этой страны сочетает… сочетает браком свое дитя с тем, кто сумеет покончить с этим оцепенением.

Вторая дочь поразмыслила и развязала мешок. «Ходи» выпрыгнуло наружу, а за ним «наддай» и «скачи», «беги», «прыгай», «лети». Глаголы зажужжали по всей стране, подобно пчелам. Настоящие пчелы приободрились в ответ, как и все тамошние птицы, земледельцы, волы, домашние хозяйки и купцы. В каждом городке начали лаять собаки. Только кошки продолжали лежать, свернувшись клубочком — у них было свое понятие, когда спать, а когда бодрствовать.

«Дуй» выпрыгнуло из мешка, а за ним «задувай». Флаги страны заполоскали. Подобно холодному северному ветру или грозе, глаголы гудели и гремели. Вторая дочь в изумлении держала мешок открытым, пока из него не выполз последний глагол и не взлетел вверх.

Горожане плясали вокруг своей избавительницы. На молочно-белом рысистом верблюде прибыла королева.

— Выбирай любого из моих детей. Ты достойна того, чтобы стать членом королевской династии.

Королевские дети выстроились перед ней — красивые юноши и прелестные девушки. Все они вздрагивали и подергивались под воздействием глаголов.

Всех, кроме одного, заметила вторая дочь. Один высокий юноша стоял неподвижно, хотя ему это и стоило некоторых усилий. У остальных королевских отпрысков глаза были, как у ланей или верблюдов; глаза юноши светились умом. Дочь грамматистки шагнула к нему. Юноша сказал: