«Если», 2003 № 09
Шрифт:
— Сомневаюсь. Старинные ювелирные изделия содержат некоторое количество золота и серебра, которые можно использовать в качестве сырья для конверсии в тяжелые радиоактивные элементы. Но энергетически это совершенно нерентабельно.
— Хм, странно… Хранилища музеев и библиотек… Эти мусорки… Что ж, пусть забирают. Если все пункты такие же, как этот… — Пирон мечтательно улыбнулся и продолжил чтение.
«Я знал, что первый пункт нареканий не вызовет», — хотел сказать я, но сдержался.
К разочарованию адмирала, дальше были изложены требования вполне вменяемые и для военных малоприятные. Вывод наших войск
Условия как условия. Реалистические. Если исключить из них первый пункт, то из всего перечисленного лично мне казалось опасным только требование насчет гражданских звездолетов. Выходило, что наши колонии на долгие годы окажутся отрезаны друг от друга и от Земли. Но цивилизацию гиши, например, тойланги уничтожили полностью. Поэтому следовало признать, что мы легко отделались. Если б не эти «гиберно-саксонские» манускрипты, которые не шли у меня из головы, душа моя была бы совершенно спокойна.
— Я так и думал, — Пирон поднял на меня тяжелый взгляд. — Эффендишах, как вы смели принимать подобные условия? Как вы могли позволить тойлангам так унизить Сверхчеловечество в вашем лице?
Адмирал не кричал, о нет. Он шипел.
— Вы же разведчик, более того — вы активант. Под видом посольства вам удалось проникнуть в самое сердце вражеского стана. Право, лучшее, что вы могли сделать, получив такие условия, это использовать кольцо-катализатор. Уничтожить охрану, взять в заложницы эту вашу аристократку, направиться прямиком в Единое Управление Пространства… Испепелить высшие органы государственной власти… И кто знает: возможно, ошеломленные вашим натиском, тойланги не смогли бы, просто не успели связаться со своим флотом в Солнечной системе. Вы имели шанс симметрично повторить то, что удалось вражеским агентам сделать с «Поясом Аваллона»!
Тут даже Роньшин не вытерпел.
— Адмирал, мы все это моделировали. Много раз. Подобная операция утопична. У них все сети управления не иерархические, а распределенные. Чтобы их дезорганизовать, нужна рота активантов, причем заброшенных одновременно в сорок — пятьдесят точек.
— Так вы предлагаете принять эти условия?!
— Я этого не говорил.
— А что думаете вы, контр-адмирал?
— Я полагаю, тойлангов надо как следует проучить. Основываясь на исходном плане вторжения в систему Франгарн.
«Тиранозавры обнажают клыки», — подумал я, погружая руку в карман. Предохранительная мембрана из кольца-катализатора была Мною предусмотрительно выломана.
Сочтя мое угрюмое молчание за проявление апатии, Петр-Василий сделал шаг вперед. Он кричал — яростно и самозабвенно:
— Господа, не делайте ошибки! Это же миллиарды жертв! Только на Земле в крупных городах за первые минуты погибнет восемьсот миллионов человек! Ради чего?!
Роныиин, Пирон и Алонсо ар Овьедо молча переглянулись. Обменялись короткими заговорщическими кивками. Тотчас же в зал для оперативных совещаний хлынули берсальеры.
— Полковник Дурново и бригадный генерал Эффендишах! Вы арестованы по обвинению в измене интересам Сверхчеловечества. Лейтенант, заберите оружие у арестованных.
Нет,
Мой указующий перст прошел сквозь кольцо-катализатор.
Мир взорвался.
На самом деле взорвался я — моя линейная оболочка, одежда и воздух над головой. Вспыхнули и исчезли многие значимые, но, хотелось надеяться, не коренные фрагменты моей личности.
Я утратил вес, осязание, обоняние, слух. Мгновенно забыл, какого я пола. Я напрочь лишился представлений о пище, питье, сексе. Я превратился в свет, и зрение мое, функционирующее не благодаря глазам (их у меня не было), а невесть как, поначалу воспринимало лишь оранжево-алый кольцевой поток, которым был я сам.
Я мерцал на границе обыденного мира и пространства Аль-Фараби.
Я стал ифритом.
Искандер Эффендишах. Кто это?
Семью девять шестьдесят четыре.
Неверно. Семью девять шестьдесят три.
Я забыл таблицу умножения, но обнаружил, что могу мгновенно сложить семь девяток, представив числа в виде палочек, а потом пересчитав все палочки. Так, кажется, учат сложению пятилетних детей.
А 17896 умножить на 908?
Будет 16249568.
Таков был первый шаг теста Тикканена, который каждого активанта заставляли выучить наизусть, а потом повторно загоняли в глубь сознание под гипнозом. Тест был предназначен для того, чтобы снизить вероятность полного распада личности активанта. Его рекомендовалось прогнать сразу после перехода в «горячий» режим.
Тест Тикканена выстроен так, чтобы вернуть активанта, стремительно проваливающегося в пучины самосозерцания, к восприятию линейного мира и пробудить по отношению к нему минимальное любопытство. Наиболее универсальными объектами линейного мира Тикканен, как и все математики, считал числа и геометрические фигуры, а потому тест взывал по преимуществу к алгебре и общим формам восприятия пространства.
Кому-то тест помогал, кому-то — нет, но сам факт того, что я о нем помнил, меня обнадежил.
Труднее всего дался предпоследний шаг теста: «Что больше — галактика или сфера радиусом один метр?» Мучительно долго я вспоминал, что такое галактика и что значит «больше».
Может, у меня личность крепкая, а может, тест был и впрямь хорош, но вскоре я вспомнил, кто такой Искандер Эффендишах. Это повлекло за собой целый обвал больших и маленьких открытий. Кто я, где я, зачем я — и так далее.
Через секунду я уже открыл глаза. Выражаясь точнее, я позволил человеческой матрице проявиться и сформировать временное тело с необходимыми атрибутами.
Вероятно, я отсутствовал совсем недолго, а моя активация была достаточно эффектна, чтобы удержать всех в зале, если не из страха, то по крайней мере из любопытства.
Я видел все в зловещей красной гамме, но вполне отчетливо.
Берсальеры сгрудились перед членами трибунала, выставив свои «Гочи». Дурново лежал на полу между мной и берсальерами, закрыв голову руками.
Пирон что-то говорил. Слова я слышал, но смысл от меня ускользал.
Чем адмирал угрожает и к чему призывает, уже не имело ни малейшего значения. Как и соображения других членов трибунала. Поскольку в тот момент я располагал абсолютной властью над их жизнями. Они же, стреляя в меня из «Гочей», добились бы только сильного пожара в замкнутом помещении.