«Если», 2005 № 02

Елисеев Глеб

Мороз. Запах дыма. Белые облачка вздохов.

Кто-то погиб, кто-то появился. Дети вырастут — разберутся.

Отряд Квинто так здорово отклонился к северу, что возвращаться пришлось уже летом — по реке, начинавшейся ниже северного хребта. Плыли на плотах, боялись тех, которые ходили по берегам. Таких было много. Держались враждебно. Чем ниже на юг спускался отряд, чем теплей становился воздух, тем больше враждебных кашляющих людей роились на берегах, на пустырях, на вытоптанных дорогах, на пожарищах, лениво дымящих на месте сведенных под корень лесов. Торчали в небо скучные трубы тепловых электростанций, но они давно не работали. Крутились ветряки, ревели колонны тягачей и грузовых автомобилей.

Пахло бензином, химией, горьким.

"Река обязательно вынесет нас к Станции", — утверждал Квинто.

"Ты думаешь, это будет Ацера?"

"Наверное".

"А может, Соа?"

"Может, Соа. Даже, скорее, Соа. Тут в какую сторону ни плыви, тебя везде вынесет к Соа".

"Но мы плывем и плывем, а ничего такого нет. Как выяснить правильный путь?"

"Дети вырастут — разберутся".

4.

В другой раз Алди отправился к Языку с группой переселенцев из опустевших после мора областей Симы. Сейчас в Симу вошли другие народы, но тогда в серых одноэтажных городах и поселках было пусто. Те, кто выжил, пытались толпами и поодиночке прорвать редкие кордоны синерубашечников. Все были зобатые и сердитые. Сильно кашляли. Тяжелые веки оплывали на глаза, текли, как тесто, тела тоже оплывали. Ни один не производил впечатления здорового человека, но никто такого и не говорил. Выжившие прекрасно знали, что главное — добраться до Языка. Если доберутся, то для них закончатся страдания голода, они сразу получат все, что необходимо организму, ведь Язык напитан полезными веществами. Переселенцы страшно дивились тому, что Алди никогда не пробовал Языка.

"Эти шрамы на твоем лице, они от чего?"

"Однажды я горел в бокко".

"Тебя лечили Языком?"

"Нет, я о таком и не знал".

"И выжил, ни разу не попробовав Языка?" — не верили ему.

"Мне помогли болотные слизни".

После таких слов с Алди на эту тему не заговаривали. В конце концов, Территории свободны, а свободные люди сами знают, кому говорить правду.

В Гуньской степи переселенцев окружили синерубашечники. Короткоствольное оружие, приземистые лошади, гортанные, выкрикиваемые на выдохе слова. Алди вовремя отполз в рощу и спрятался в камышах мелкого застойного озерца. На гнус он не обращал внимания. Происходящее сильно напоминало какую-то уже виденную им голографическую сцену. Может, из средних веков. Полиспаст и Клепсидра. Или из доисторических, сказочных. Сладко несло гарью, перепалка с синерубашечниками перешла все границы.

"Возвращайтесь обратно!" — требовал офицер Стуун.

"Мы не можем. Мы не хотим умереть. За нами уже все умерли".

"Но вы несете смерть другим, поэтому возвращайтесь!"

"Это нам страшно. Лучше убейте нас! — кричали переселенцы. — Мы шли долго и еще не умерли, значит, можем жить. Мы питаемся только корешками, ничего не будем просить. Мы умеем питаться падалью. Мы совсем здоровые люди. Алди! Эй, где Алди? Позовите этого безухого! Пусть покажет, какие мы здоровые!"

Алди вытащили из озерца и поставили перед офицером Стууном.

Офицер весело постучал зубами, будто они у него были искусственные, и торжествующе указал на черный хрящ обгоревшего уха:

"Вот след ужасной болезни!"

"Нет, это не так".

"Почему не так?"

"Наш Алди горел в огне".

"Тем более, здоровье его подорвано".

"Эй, Алди! Покажи, что это не так!"

"Ничего не показывай, — весело постучал зубами офицер Стуун, опуская на рот специальную марлевую повязку. Кавалерийского склада кривые ноги, пятнистый от излеченного лишая лоб, волосы офицера давно отступили к самому затылку, но глаза смотрели остро и с интересом.

Ему нравилось говорить с толпой, он привык к россказням свободных народов и никому не верил. — Ничего не показывай, — весело распорядился он. — Знаю я вас. Ты будешь кривляться и прыгать, а это вовсе не признак здоровья. Иногда больные прыгают проворней здоровых, так их подстегивает болезнь. Пусть вы и выжили после мора, но все заражены, а значит, все равно умрете. И там, где вы умрете, долго еще будут болеть и умирать птицы и люди".

"Что же нам надо делать?"

"Медитировать".

"Как это?"

"Я научу".

На глазах изумленных переселенцев синерубашечники закопали в землю тяжелый округлый предмет, похожий на металлический бочонок с полым шестом, на конце которого таймер отбивал время.

"Вы должны дождаться, когда на таймере закончатся цифры и появится ноль".

"Просто ноль?"

"Ну да".

"И тогда что-то произойдет?"

"Ну да".

"А нам как быть?"

"Вам можно будет вскрикнуть".

"Всем сразу?"

"Всем сразу, — весело подтвердил офицер Стуун и от удовольствия общения опять постучал зубами. — Пусть вскрикнут старики и малые. Пусть вскрикнут глупые и умные. Все, как один, можете вскрикнуть. Сильно советую вам не спать, а сидеть вокруг таймера и думать о том, что вы видели в своей жизни. Каждый пусть думает. Смотрите на прыгающие цифры и вспоминайте о хорошем. Никаких обид. Пусть ваши сердца станут легкими и чистыми. Я обещаю вам настоящее облегчение. Уже к полуночи вам станет хорошо".

"Но нам и сейчас хорошо".

"А станет еще лучше".

Офицер показал переселенцам, как правильно сесть вокруг таймера.

Переселенцы из Симы заняли огромную площадь. Плохо пахло. Сидящие в задних рядах ничего не видели, им передавали цифры голосом. Когда все наконец успокоились, офицер Стуун спросил Алди:

"Ты кто?"

"Наверное, биоэтик".

"Ты всегда так отвечаешь?"

Алди пожал плечами. Он не знал, как правильно отвечать.

Ему помогли сесть на мохнатую лошадь, на которой не за что было держаться. От лошади, как и от людей, пахло потом, только вкуснее. Выгнув шею, она красивым глазом сердито посмотрела на Алди, потому что от него тоже пахло. В долгом молчании синерубашечники далеко отъехали от места, где остались медитирующие переселенцы. Даже не видно стало людей и костров. Чтобы окончательно завладеть вниманием Алди, офицер Стуун сказал:

"Я люблю, когда говорят правду".

"Ну да. Но ее трудно говорить".

Офицер весело засмеялся:

"Ты нам многое расскажешь".

"Но смогу ли? У меня в голове путается".

"Мы поможем. Мы здорово научились отделять правду от вымысла".

"Это не очень больно?" — насторожился Алди.

"Разве ты слышал о нашем методе?"

"Наверное, нет".

Звезды светили нежно.

Лошади кивали головами.

Офицер Стуун весело улыбался и время от времени стучал зубами. Он не понимал некоторых слов, но сам Алди ему понравился. Он решил, что будет показывать странного переселенца на Территориях, подконтрольных синерубашечникам, и еще сильнее к нему расположился. Даже потирал пятнистый от лишая лоб:

"Жалко, у нас Язык кончился".

"Почему жалко?"

"Я бы угостил".

В этот момент далеко позади в ночной степи, затмив низкие звезды, безмолвно встала шапка чудесного неистового света. Белое с синим, потом фиолетовое. Длинные тени метнулись и неимоверно вытянулись. Задрожали, запрыгали колючие кустики. Люди и лошади как бы в одно мгновение достигли далекого горизонта, но туг же укоротились, вернулись на место. Сама земля задрожала, испуская низкий ужасный гул, а потом затряслась, задергалась так, что умные лошади легли.