«Если», 2011 № 02
Шрифт:
— Думаю, она начинает нам доверять, но даже Бэра для последнего шага недостаточно.
Широким розовым языком Бэр вылизал Эйлис лицо.
— Знаю, — поддразнила его она. — Не твоя вина, что ты недостаточно хорош. Думаю, такого вообще не найти. Понимаю, тебе тоже хочется с ней поиграть. — Эйлис снова взглянула на меня. — Надо придумать еще что-то… Деньги у нас сейчас есть.
Я бросил запланированный на тот день фундаментальный анализ рынка и провел несколько часов в Сети, выискивая что-нибудь подходящее. Безрезультатно. Тут Эйлис позвала меня вниз: у нас завелся ритуал смотреть, как на лес опускается ночь.
Эйлис прижалась ко мне. Бэр довольно поскуливал.
Олени напомнили мне рекламу, на которую я натыкался несколько раз в моих поисках.
— Пожалуй, пора подумать об украшениях к Рождеству.
— Что? — Эйлис обратила ко мне свое лицо, пахло от нее горячим чаем. — Еще только второе ноября.
— Послушай, Франкенбот — неплохая идея, но ведь он сидит неподвижно.
Эйлис посмотрела на меня вопросительно.
— Ну и?.. Он ей нравится. Я вижу, как она время от времени на него поглядывает. И это способ наблюдать за девочкой.
Теперь мы нечасто «смотрели» его глазами, ведь особо ничего не менялось. Я даже смастерил пару шарниров, чтобы он мог поворачивать голову, а мы — наблюдать за птицами в кронах, а не за непреступной и чуть печальной Каролиной и ее семьей серебристых машин.
— Ну, Бэр подействовал лучше, он ведь выманил ее на улицу. — Потянувшись, я успокаивающе похлопал пса по спине, чтобы тот чуть успокоился и не спугнул оленей. — Но пони мы здесь завести не можем, а значит, поднять ставку, вероятно, не удастся.
— Бэру не помешал бы товарищ.
— Возможно, то, что у меня на уме, ему понравится.
Как выяснилось, не понравилось.
Я купил и запрограммировал трех оленей: самца, самочку и олененка. Они были серебряными, такими же, как домашние роботы Каролины, и гладко обтекаемыми, даже когда двигались. На год, возможно, на два современнее любых домашних роботов, шкурки блестящие и шелковистые, глаза — камеры (у всех роботов глаза — камеры), но способные двигаться, моргать и почти такие же одухотворенные, как у живых оленей. Их снабдили программой естественных движений и даже повадок, чтобы они выглядели пугливыми и чуть диковатым. В первый раз, когда я их включил — под вечер седьмого декабря, — Эйлис вышла и принялась фотографировать зверей, снимала крупным планом округлые носы и изящные ушки.
Стоя на краю двора, я нажал кнопку.
Олень повернул голову и потерся о плечо Эйлис, та подпрыгнула от неожиданности, но потом улыбнулась и заставила их ходить за собой хвостиком.
Едва Бэр их увидел, шерсть у него на загривке стала дыбом, и он разлаялся. Мы так увлеклись щенком, что ничего больше не замечали, пока наконец его не изловили. Эйлис, крепко держа поводок еще вырывающегося песика, посмотрела
— Обернись.
У самого забора стояли, молча глядя на нас, Роберто и Руби. Заговорил Роберто:
— Каролина подумала, что с собакой случилось что-то плохое.
У меня за спиной Бэр снова взвыл, потом со щелчком открылась дверь. Эйлис вполголоса отдала приказ, и дверь скользнула на место.
— Думаю, мы его напугали, — сказал я.
Эйлис подошла к забору.
— Он оправится. Но, пожалуйста, передайте Каролине, что мы ценим ее заботу. Скажите, его зовут Бэр.
Роберто кивнул.
— Ей будет приятно узнать.
Теперь кивнула Эйлис.
— Не хотите зайти?
Оба в унисон качнули головами.
— Пожалуйста, — шепнула Эйлис. — Передайте ей, что она может прийти в гости. Ведь девочка должна иногда куда-нибудь ходить.
Один из серебристых оленей — олененок — подошел, чтобы стать у забора с нашей стороны и, прядая металлическими ушами, посмотреть на двух роботов.
Роберто глядел оценивающе и молча, но Руби протянула зверьку серебристый палец, и, не будь она роботом, я бы сказал, что она им восхитилась. Она даже улыбнулась.
— Девочке хотелось бы посмотреть на оленей, верно?
— Не знаю, — ответил Роберто.
Эйлис положила мне руку на плечо.
— Вы Рождество празднуете? Она подарки получит?
Тут заговорила Руби — впервые. Голос у нее был шелковистый, с естественными человеческими интонациями:
— Конечно, получит.
— От кого? — спросила Эйлис.
— Каролина приказывает нам вернуться, — сказал Роберто.
Значит, она могла общаться с ними даже на расстоянии. Я посмотрел в сторону их дома, но в окнах ничего не разглядел. Возможно, хозяйка могла видеть их глазами, как мы видели ее через Франкенбота.
— Приходите, когда хотите, пожалуйста, — пригласил я. — И Каролина тоже, если пожелает. Мы ее не обидим.
Роботы ушли, а мы вернулись в дом успокаивать Бэра.
На следующее утро Эйлис уехала рано, так что я один повел Бэра на полуденную прогулку — под дождем со штормовым ветром, который почти горизонтально гнал мелкие капли. Каролина впервые помахала мне в ответ.
Эйлис вернулась только перед самой нашей вечерней вахтой. С собой она привезла иглу, нитки и огромный мохнатый сверток. Присмотревшись внимательнее, я умудрился угадать в нем пушистую игрушечную собаку. Пока за окном темнело, Эйлис пришила зверьку глаза.
— Тебе надо это видеть, — позвала она, когда я включил свет. Обрезав нитку, она поднесла существо к свету.
Создание было мохнатее Бэра и пошире его, но определенно из собачьих.
— Синди помогла мне ее сшить.
Так звали подругу Эйлис, которая увлекалась шитьем из лоскутков и имела швейную машину.
— Для Каролины?
— На Рождество.
Ночь игрушечный песик провел на кухне. Эйлис отнесла наверх две чашки чаю, и мы сидели бок о бок, смотрели поверх Франкенбота и гладили Бэра. Эйлис была прекрасной, как в тот день, когда мы тут поселились, возможно, даже красивее из-за непреклонной решимости на лице. Она твердо намеревалась так или иначе завоевать эту потерянную девочку. Я обнял подругу, прошептал: «Люблю тебя», чувствуя ее дыхание и биение сердца, запах чая и мокрой собаки, и всего, что делало наш дом домом.