«Если», 2012 № 05
Шрифт:
Ранним утром вся гавань словно излучала свет: искрилась голубая вода, искрился золотой песок, даже серое дерево причалов преображалось, а паруса и вовсе становились розовыми.
— А в Виннидау рассвет лучше, — сказал дядюшка Сарво. — Конечно, если вовремя выйти из фьорда. В самом-то Виннидау моря за скалами не разглядеть, разве что залезть на крышу собора Святого Петера. В Гердене по-настоящему хорош только закат, откуда тут рассвету быть? А в Аннерглиме — ни рассвета, ни заката…
Моряки спустились к причалам и увидели шлюпку с «Варау» со знакомым знаком на борту — бело-синей полосой. В шлюпке спал Корре Дринк. Он ждал загулявших матросов, ждал да и заснул. А они, надо думать, заснули в ином месте — в «Сорвавшемся
Четверть часа спустя моряки уже взбирались по трапу на борт «Варау».
Капитан Гросс обычно вставал с рассветом. Было у него любимое занятие — одевшись, умывшись и позавтракав, посидеть с полчасика на палубе, завернувшись в старый меховой плащ, с трубочкой, попивая горячий пивной суп с яйцами и пряностями. А если ни яиц, ни пива не имелось, то ему готовили не слишком бронебойный грог с тростниковым сахаром — такой, что старой деве впору, всего лишь стакан рома на полстакана красного вина с ломтиком лимона. Хотя дядюшка Сарво и считал лимон сущей капридифолией…
— Странная история, — сказал капитан, выслушав донесение Георга. — Она мне не нравится. Ты, Брюс, запомни — ни один капитан не бросает в беде своих стариков. А они попали в беду.
— Если вы позволите, капитан, я возьму пару ребят, и мы пойдем по следу, — предложил Георг.
— Правильно. Пару… Так… Дядюшка Сарво!
— Я! — бодро отозвался боцман.
— Не вредно тебе растрясти косточки на старой доброй земле… Ларре Бройт?.. А, юнкер Брюс?
— Пусть так.
Ларре был норовистым парнем, Георга слушался неохотно, но море — такое дело, что все выяснения отношений пресекаются капитаном сурово и, случается, членовредительно. Гросс предвидел, что Георг, сменив его через два года, получит в придачу ко всем капитанским заботам еще и склоку с Ларре. А списывать хорошего моряка с «Варау» он не желал и решил: пусть парни на суше разбираются, подальше от команды, один на один. Справится Георг, укротит бунтаря — Ларре останется на «Варау», не справится — Ларре уйдет, а у Георга будет с Гроссом тяжелый и неприятный разговор…
— Значит, Ларре… а второй…
— Я, капитан! — завопил Ганс, которому вообще-то полагалось без спроса рот не разевать. — Капитан, я всюду пролезу, я же тощий! Я и северное наречие помню, как в Вольмаре говорят, я там маленьким жил! Капитан, я все разведаю!
— Цыц, — сказал ему дядюшка Сарво. — Сопляк прав, капитан, куда взрослый не пройдет, там мальчишку пустят. Вот говорят еще, что где рябой черт сам не управится, туда бабу подошлет…
— Бабу сам добывай. Значит, Брюс, дядюшка Сарво, Ларре, Ганс… Ну и хватит. Ступайте снаряжайтесь. Я дам вам на экспедицию двадцать талеров. Когда разберетесь, ступайте в Аннерглим. Если до дня Святого Карла не появитесь — начну вас искать.
Капитан насчитал четверых человек, а про бабу брякнул просто так. Но вдова Менгден увязалась-таки за экспедицией. И она придумала отличный способ покорить сердце дядюшки Сарво — раздобыла повозку и осла. Старый боцман здраво рассудил, что имущество и походные припасы лучше везти, а не тащить на плечах.
Дядюшка Сарво оказался прав — второй серебряный перстень с «северной девой» подобрали дети недалеко от Вейкена. Вдова Менгден, даром что страшна как смертный грех, а сумела подластиться к вейкенскому меняле, который главный свой доход имел не с обменных дел, а потому что тайно давал деньги под заклад, и именно к нему тащили ворованное и найденное. Перстень выкупили, детей нашли. Тут была большая польза от Ганса — он сумел вызнать от малышей, где именно валялась находка.
— На
Этого никто не знал. Моряки имели представление о дороге от Гердена до Аннерглима, но что там справа и слева — понятия не имели.
— В корчму! — первым сказал Ларре. Но как сказал! Будто он в команде главный. Хотя дать приказ полагалось Георгу.
— В корчму, — согласился будущий капитан. — Там объяснят.
И объяснили.
В давние времена, когда в лесах еще жили псоглавцы и местные жители ради безопасности ставили дома на плотах посреди озер, здешние глухие края стали обживать люди, приплывшие из-за моря. Со своих галер они сводили на сушу коней, строили отряды конных латников и отправлялись куда глаза глядят — добывать землю. Местные на землю особо не претендовали — кому она нужна, когда по ней псоглавцы шатаются? Поэтому пришельцы покупали угодья довольно дешево. А потом псоглавцы куда-то подевались, вроде бы откочевали к северу. Местные вздумали было вернуть себе земли, да поздно. Были сражения, нападения, отступления, ночные поджоги. Потом как-то замирились и стали жить вместе.
Вот так и вышло, что на берегу Силаданне оказалось каменное строение, в котором лет примерно двести жил то ли графский, то ли баронский род. Но замок, поставленный в военную пору, когда держали оборону от псоглавцев, утратил всякий смысл да и торчал в глуши. В конце концов, хозяева построили себе два городских дома, в Аннерглиме и еще где-то, вывезли туда все самое ценное, а бывшее свое пристанище попросту бросили. Часть камней растащили земледельцы, кому приохотилось ставить амбары с разноцветными каменными стенами. И даже ведущая к замку дорога заросла. Однако совсем недавно какие-то повозки проломились через бурьян. Надо полагать, те самые, в которых вывезли население богадельни.
— А ехать туда не советую, — сказал молодой рыжебородый корчмарь. — Когда дом долго стоит один, в нем всякое заводится. Сейчас вот травознай дед Гидо засел, и не к добру это — он с нечистью водится. А еще там поблизости черных сосунов замечали… кыш, кыш!
Корчмарь, сделав пальцами рога, потыкал ими вправо и влево.
— Ты что?! — возмутился дядюшка Сарво. — Он с боков не нападает, он спереди и сзади!
И сам повторил этот жест, но только тыкал за собой и перед собой.
— Старый ты человек, а простых вещей не понимаешь, — сказал на это корчмарь. — Он как, по-твоему, содержимое из головы высасывает? А? Через уши! А уши у тебя где? Спереди и сзади?
Повздорили. Были крик и заковыристые оскорбления. Георг даже растерялся — отродясь он боцмана в такой злобе не видывал. А Ларре сидел и усмехался, да еще и задорно поглядывал на будущего капитана: мол, как ты, Гроссов любимчик, будешь склоку гасить?
Проворонил по неопытности помощник капитана тот миг, когда еще можно было успокоить спорщиков без большого труда, строго прикрикнув на обоих. И даже Ларре мог бы их угомонить, но не вмешивался. На защиту боцмана ринулась вдова Менгден, прибежала корчмарка с большим вертелом, а когда бабы ссорятся — то уши затыкай и прочь беги, не разбирая дороги. К корчмарке поспешила на помощь работница — в плечах, пожалуй, пошире дядюшки Сарво. Полетела посуда…
Когда Георг наконец попытался призвать боцмана со вдовой к порядку, они огрызнулись, и вдова за руку вытащила боцмана из корчмы. Сообразительный Ганс кинулся следом: он первым понял, что дядюшка Сарво может от обиды напустить на себя гордость и сбежать.
Не видя врага, корчмарь успокоился.
— Простите, добрые господа, — сказал он почти миролюбиво. — Не надо было мне перечить. Выставляю по кружке черного пива за счет заведения.
Кружек-то он принес пять, но три остались нетронутыми — боцман, вдова Менгден и Ганс все не возвращались. А Ларре посмеивался, глядя на озадаченного Георга. Очень уж его радовала оплошность будущего капитана.