«Если», 2012 № 09
Шрифт:
Было уже совсем темно, когда появившийся в саду слуга позвал нас к столу. Ужин прошел в напряженном молчании. Мутано так и не вернулся, и я не торопясь потягивал вино, время от времени поглядывая на слепца и его спутницу, которая была так бледна и тиха, что напоминала привидение. Астольфо также отсутствовал и появился, только когда трапеза была почти закончена. Он буквально ворвался в зал и, упав на кресло во главе стола, потребовал подать бокал сливового ликера, который и осушил одним глотком. Маэстро был чем-то очень рассержен.
— У меня неприятное известие! — объявил Астольфо, слегка отдышавшись. — Я еще не знаю, кто
— Что стряслось? — поинтересовался я.
— Кто-то потревожил сокровище, для охраны которого мы создавали наш лабиринт.
Я бросил быстрый взгляд на Вельо и девчонку, но их лица ровным счетом ничего не выражали.
— Я ничего не трогал, — сказал я. — Это правда, и вы об этом знаете. И кстати, что собой представляет это замечательное сокровище? Я, например, ничего ценного в замке не заметил и не представляю, что это может быть.
— Тебе не нужно ничего представлять, потому что ты видел сокровище собственными глазами, — сказал Вельо с мрачной торжественностью, но я уперся.
— Я не видел там ничего ценного, — повторил я. — Проклятый замок практически пуст! В залах почти нет мебели; что же касается потайных комнат, на защиту которых мы потратили столько сил, то и в них ничего нет.
— Потайные комнаты не пусты, — все так же серьезно возразил слепец. — Подумай как следует…
— Нечего тут думать, — огрызнулся я. — Стол, табурет, пара подсвечников да несколько свечных огарков — вот все, что там было.
— Свечные огарки… — сказал Астольфо.
— Вы что, смеетесь? — Я разозлился не на шутку.
— Разве в этих комнатах больше ничего не было? — спросил Вельо.
— Ничего, если не считать крысиных какашек, — сказал я. — Кроме того, в углу Мутано нашел пустые блюдечки, в которые наливали молоко или сливки для кота.
— Они тоже играют важную роль, — кивнул старик.
— Важную роль в чем?
— Барон опасается за свою жизнь. Этот страх стал для него навязчивой идеей. Рендиг вообразил, что его жизнь, само его существование прямо и непосредственно связано с одним или несколькими из этих свечных огарков.
— Значит, он считает, что свечу его жизни сжигает кто-то другой? Что ее точат крысы? — Я покачал головой. — По-моему, это очевидные признаки мозговой горячки — болезни, лечением которой как раз и занимается ваш друг Вельо. Если барон сумеет справиться со своими страхами, его мучения прекратятся. Быть может, вам стоит предложить ему свои услуги, синьор? — Я повернулся к слепцу.
— Я не могу его исцелить, — сказал тот. — И не хочу.
В его тоне я различил напряженные, гневные нотки — глубокой личной неприязни, почти ненависти. Вельо старался не выдавать своих чувств, но его подвел голос, внезапно зазвеневший на последних словах. Любопытно было бы узнать, в чем тут дело… Я бросил взгляд в направлении Астольфо, но маэстро сидел неподвижно, и я ничего не смог прочесть по его лицу.
— В таком случае, почему бы нам не собрать эти драгоценные свечные огарки и не отдать барону, чтобы он держал их при себе? — предложил я.
— Тил Рендиг не доверяет никому, — сказал Астольфо. — И меньше всего он доверяет своим слугам и помощникам. Именно поэтому он пожелал защитить замок лабиринтом.
— Барон, похоже, все продумал, — сказал я. — Лабиринт не может защитить свечные огарки от крыс, поэтому он поселил в замке кота по кличке Санбольт.
— Объяснить поступки и понять ход мыслей такого человека довольно трудно, — заметил Астольфо.
— Однако необходимо, — добавил Вельо негромко, но твердо.
— Раз вы с Мутано хорошо знакомы с лабиринтом, — сказал, обращаясь ко мне, Астольфо, — вам придется снова отправиться в замок, чтоб собрать все свечные огарки и разыскать любые другие предметы, которые могут иметь сходное значение… и предназначение. Мы станем хранить их у себя, пока не решим, что можно предпринять. Заодно убедитесь, что структура лабиринта осталась прежней — такой, как вы ее задумывали, и что с тех пор ее никто не менял.
— Хорошо, маэстро, — кивнул я, — но сперва мне необходимо отыскать самого Мутано. Возможно, впрочем, что он все еще находится в замке — ведет переговоры насчет своего голоса.
— Это может и подождать, — сказал Астольфо. — Сейчас главное для нас — как можно скорее поместить свечи в безопасное место.
Я снова кивнул.
— Как скажете, маэстро. Мы отправимся в замок завтра же утром. Я все передам Мутано, как только он вернется.
Но Мутано так и не вернулся. В конце концов я все же лег в постель, но на душе у меня было неспокойно. Непродолжительный сон также не принес мне желанного отдохновения: я слегка взбодрился только после того, как тщательно умылся холодной водой и опрокинул кружку светлого пива, заменившего мне завтрак. Отправившись в конюшню, я оседлал коня Мутано и пустился в путь.
Всю ночь мне снились темные коридоры замка и бесшумно скользящий в темноте крупный рыжий кот. Насторожив уши и принюхиваясь, он заходил то в одну, то в другую комнату, изредка лакая воду или сливки из глиняных блюдечек. К сожалению, мой сон не давал ответа на вопрос, как кот реагирует на тени, которые мы разместили в замке вместе с Мутано. Во сне я лишь следовал за Санбольтом, словно он был проводником, ведущим меня по незнакомым, опасным местам.
В какой-то момент мне, однако, стало казаться, будто за котом следую вовсе не я, а сам барон. Его черт я не различал, поскольку никогда не видел Рендига наяву, однако был почему-то совершенно уверен, что эта худая, темная фигура принадлежит именно ему. Санбольт двигался в темноте уверенно и совершенно бесшумно, а барон часто, со всхлипом дышал и на каждом шагу спотыкался, хотя в руках у него был оловянный подсвечник с короткой свечой, которую он бережно прижимал к груди. В коридорах замка гуляли сквозняки, и барон прикрывал огонек ладонью. Я понимал, в чем дело: он не мог позволить пламени погаснуть, но и не желал, чтобы свеча — вернее, оставшийся от нее жалкий огарок — продолжала гореть. Барону отчаянно хотелось жить, и в то же время он стремился к смерти.
Именно этот сон пробудил во мне желание заново осмотреть замок. Привязав гнедого во внутреннем дворе, я беспрепятственно вошел через главные двери и двинулся по длинной, сводчатой галерее.
Замок казался покинутым и пустым. Барон не озаботился поставить здесь охрану, и в залах и коридорах царила гулкая тишина. Пустой и темный замок напоминал огромную гробницу или мавзолей, поэтому я помимо собственной воли старался двигаться как можно тише, ибо даже эхо собственных шагов действовало мне на нервы, вызывая необъяснимый страх.