«Если», 2012 № 09
Шрифт:
— Какого рода воздействие ты имеешь в виду?
— Она обострила естественную подозрительность и неспокойную совесть барона, превратив их в острый, навязчивый страх.
— И зачем, по-твоему, мне это понадобилось?
— Я не знаю ваших мотивов, маэстро, но мне кажется, вы единственный человек, который способен проделать нечто подобное.
— То есть ты считаешь, что я замыслил причинить барону вред?
— Да, маэстро. И должен сказать, что эта произошедшая с вами перемена кажется мне весьма странной. До сих пор вы были благорасположены к окружающим, но барон… Должно быть,
— Но если я, как ты утверждаешь, желаю барону зла, зачем тогда я отправил вас с Мутано сооружать у него в замке охранный лабиринт?
— Понятия не имею, — честно признался я.
— И тем не менее ты продолжаешь считать, будто я решил отомстить Рендигу за какое-то совершенное им зло, о котором мне стало известно? Не кажется ли тебе, что подобное утверждение не слишком согласуется с моим благожелательным характером, о котором ты только что упоминал?
— Вы богаты, маэстро, и можете позволить себе самые разные прихоти. Почему бы не отомстить негодяю, если вам вдруг пришел на ум подобный каприз?
Астольфо помрачнел.
— В нашем мире хватает скверны. Неужто ты считаешь, что я способен выбирать, за которое из злых дел мне хочется отомстить, словно я бабочка, которая беспечно порхает над лугом, выбирая цветок покрасивее?
Я наклонился вперед и медленно проговорил:
— Мне кажется, что по складу характера вы игрок. Это в полной мере свойственно и вашей… гм-м… лучшей половине. И мы с Мутано просто шахматные фигурки в игре, которую вы затеяли. Больше того, я почти уверен, что вы разыгрываете не одну, а сразу несколько партий, и каждая из них связана с остальными настолько тесно, что я вряд ли когда-нибудь сумею в них разобраться. Я не исключаю, что вы и сами, быть может, не до конца представляете себе план и конечную цель этой большой игры, поэтому на отдельных этапах допускаете импровизацию… Это, конечно, только мои догадки, но они выглядят гораздо правдоподобнее и логичнее, чем любая философская заумь.
Астольфо мягко рассмеялся.
— Если ты считаешь, будто для меня это игра, развлечение, то… Трудно представить себе занятие более бесплодное.
— Даже самые бессмысленные на вид игры могут иметь серьезную цель. Вы увлечены процессом, и я не исключаю, что он приносит вам такое же удовлетворение, какое доставляет истинному мастеру сложная шахматная партия, однако ваша цель весьма и весьма серьезна.
— К чему же, по-твоему, я стремлюсь, Фалько?
— Вы, по-моему, ищете нечто такое, что находится за пределами видимого — то, что лежит в самом сердце нашего мира, а может быть, даже вне его.
— Ты правда думаешь, что у того хаоса, в котором мы живем, есть сердце или, по крайней мере, геометрический центр?
— Я думаю, что вы намерены это выяснить.
— Ты слишком высокого мнения обо мне… и о моих возможностях, — покачал головой Астольфо. — Ведь я не ученый и не философ, я простой ремесленник.
— Это так, конечно, но далеко не все. Я занимаюсь тенями достаточно давно, чтобы понять: работа с таким материалом способна изменить душу и характер человека.
— И ты можешь сказать, каким именно образом она их меняет?
— У меня есть некоторые
— Ты честный парень, Фалько.
— Стараюсь, маэстро.
— Но даже честному человеку необходимо порой подкрепить свою добродетель стаканчиком винца. Давай-ка спустимся в кухню и отведаем канарского из бочонка, который Ират привез вчера.
— С удовольствием, — сказал я. — Благодарю вас, маэстро, но…
— И давай больше не будем говорить на эту тему, хорошо?
Астольфо решительно шагнул к двери, и я был вынужден последовать за ним.
— Ну, как твои дела? — спросил я Мутано. — Ты все еще говоришь только по-кошачьи?
В ответ приятель промяукал, что в его переговорах с Санбольтом наметился совершенно новый поворот. Мутано стало известно: часть сокровища, с которым Тил Рендиг связывал продолжительность своей жизни, находилась у Бротеро. Когда я поинтересовался, как драгоценности барона попали к котозаводчику, Мутано объяснил, что их похитила для него большая черная крыса, которую Бротеро специально обучил скрытно проникать в дома своих врагов, чтобы воровать и портить их самые дорогие вещи.
— Мне казалось, Бротеро специализируется на борьбе с крысами и мышами, — удивился я. — Никогда не думал, что он их и разводит.
— Тпр-ру, Дефендер! Стоять! — прикрикнул приятель, осаживая коня, который всегда нервничал, слыша кошачью речь. Наш разговор происходил в конюшне, куда мы отправились, чтобы проведать лошадей.
После того как Мутано несколько дней отсутствовал, гнедой успел соскучиться по хозяину и теперь так радостно тыкался в него мордой, что приятель с трудом удержался на ногах. Ласково почесывая Дефендеру гриву, Мутано сказал:
— Бротеро действительно занимается очисткой домов и складов от вредителей, но это не мешает ему держать с десяток отборных крыс, которых он обучает всяким грязным трюкам.
— Ты уже знаешь, что это за сокровище?
— Пока нет, но скоро узнаю.
— Каким же образом?
— Я побился с Бротеро об заклад, что Санбольт одолеет в поединке его лучшего кота-крысолова. Если Санбольт выиграет, Бротеро отдаст мне сокровище барона.
— Не слишком ли это рискованный шаг? И кстати, как относится к этому сам Санбольт? Он согласен?
— Не только согласен, но ждет этой возможности с нетерпением.
— Он-то что от этого выигрывает?
— А я поспорил и с ним. Если Санбольт проиграет, я должен буду вернуть ему его тень. Если он победит, мы заключим нашу сделку на новых условиях.
— А ты видел кота, которого намерен выставить Бротеро? Вдруг он окажется настолько большим и сильным, что в два счета разделается с Санбольтом?
— Нет, я его не видел, — покачал головой Мутано. — Риск, конечно, есть, но ведь именно риск и делает возможным наше с Бротеро пари, не так ли? Я как раз хотел попросить тебя, чтобы ты проследил за схваткой. Если заметишь обман, дай мне знак. Я проткну этого жулика своей шпагой, а его предприятие возьму себе.