«Если», 2012 № 10
Шрифт:
Передние дали с колена трескучий залп и, пока командир кричал «Второй взвод, пли», раскрыли затвор, чтобы извлечь пустую гильзу и вставить свежий патрон.
Залп следовал за залпом. У нападающих от грохота обезумели кони, они взвивались на дыбы и неистово били крупом. Люди в латах падали наземь: кому-то досталась тяжелая пуля пятидесятого калибра, кто-то просто не удержался на взбесившемся скакуне. Всего четыре залпа — и атака захлебнулась. Воцарился невообразимый хаос, уцелевшие враги удирали со всех ног — кто со своих, кто с лошадиных.
— Рота,
Сержант Тиндалл оглядел поле боя и покачал головой.
— Кэпн, похоже, их лошади никогда не слышали выстрелов. — Его собственный конь, приученный к грохоту боя, не повел и ухом. — И что мешало этим людям усидеть верхом? — Отгадка не заставила себя ждать. — У них же стремян нет! Совсем как у индейцев. Но таких индейцев, как эти, я отродясь не видел.
Бентон, переведя взгляд с поля боя на город, отметил, что штурмовавшая его пехота торопливо спускается по лестницам и устремляется в лагерь, но не для того, чтобы построиться в оборонительные порядки, а присоединяясь к паническому бегству своих конников.
Наблюдая эту сцену полного разгрома, сержант Тиндалл недоуменно чесал в затылке.
— Да будь я проклят! Сдается, наша взяла. Кэпн, и что теперь делать?
Бентон мог лишь пожалеть, что нет рядом вышестоящего начальства и нельзя переадресовать ему вопрос. Ничего не оставалось, как действовать по подсказке здравого смысла.
— Рота, садись!
Он подождал, пока коноводы приведут из укрытия лошадей и рота, уже верхом, снова построится в две шеренги.
— Трубач, «Шагом». Пора поближе взглянуть на этот город. Сержант Тиндалл, позаботьтесь, чтобы обоз не отставал.
Рота двигалась неторопливо, в обход побоища, но достаточно близко, чтобы Бентон мог разглядеть павших. У одних волосы светлые, у других — каштановые, у третьих — рыжие. Оттенки кожи и черты лица в основном европейские, но есть и азиатские. А оружие — не то раннего Средневековья, не то начала последнего периода Римской империи.
Все это совершенно не поддавалось объяснению, но Бентон понимал: что бы ни происходило вокруг, он должен вести свою роту. У него притупились все эмоции, и он полностью сосредоточился на служебной рутине: блюди устав и не рассуждай.
Конные шеренги приблизились к городу, миновав палаточный лагерь осаждавших. Те еще виднелись вдали, но угрозы не представляли — удирали что было духу. Защитники на стенах размахивали над головами мечами, копьями и топорами; слышались ликующие крики и смех.
— Рота, стой! Сержант, надо бы выяснить, что это за люди и где мы находимся. Лейтенант Гаррет, вы с ротой — здесь, а мы с сержантом — на переговоры.
Бентон поехал к стене; Тиндалл держался чуть позади. Заметив группу людей возле синих знамен с каймой из многоконечных звезд, капитан предположил, что это начальство защитников города, и направился туда. Снова он поднял руку в жесте миролюбия и придержал коня возле самой стены. Тот, еще не остыв после боя, плясал — его тревожили летевшие сверху крики.
Бентон запрокинул голову и прокричал:
— Я
Наверху разразился гам, в котором капитан уловил лишь одно знакомое слово, хотя многие другие слова дразнили ему память, будто их корни совпадали с корнями слов какого-то смутно знакомого языка. Крики вскоре смолкли, кто-то из защитников подошел к краю парапета и воззрился на Бентона с высоты в добрых двадцать футов. На человеке были кольчужная рубаха с кольчужным же стоячим воротом, кожаные штаны и тяжелые кожаные сапоги; их высокие, под колено, голенища едва не достигали подола кольчуги. Доспех был прорван в нескольких местах, куда пришлись удары вражеских мечей или топоров. На голове воина играл солнцем шлем, увенчанный плюмажем из белого конского волоса.
Подняв руку в ответ на жест Бентона, горожанин прокричал длинную фразу. Капитан не понял ни единого слова.
Но не потому он уставился во все глаза на парламентера, потеряв дар речи от изумления. Незнакомец, чье лицо было покрыто потом и пылью, а меч обагрен кровью, говорил — и в этом никаких сомнений — женским голосом!
Стало быть, оборону города возглавляет женщина. Что ж, это немногим легче укладывается в голове, чем исчезновение форта Харкер и Эллсуорта.
Сержант Тиндалл что-то проворчал за спиной командира. Тот повернулся в седле.
— Вы поняли, что она сказала?
— Сэр… кэпн… это ж баба!
— Да, сержант, так и есть. Но вы не ответили: язык вам знаком? Может, родственный шайенскому или арапахо?
У капитана вертелась мысль, что он и сам знает ответ. Ни на один из языков равнинных индейцев это не похоже. Некоторые слова имеют отдаленное сходство с европейскими.
— Никак нет, сэр. И на говор сиу или пауни не смахивает. На юге доводилось мне общаться с окультуренными племенами, чероки, чокто и прочими, так у них тоже совсем другая речь.
— А мне показалось, это напоминает шошонский, — проговорил Бентон. — Это и не кроу. А на испанский не похоже?
— Разве что самую малость, сэр, — кивнул сержант Тиндалл. — Однако, нет, пожалуй. Да и не приходилось мне еще никогда встречать таких вот сеньорит.
Теперь уже Бентон различал под шлемом женственные черты. И было ощущение, что добрая половина защитников города тоже женщины.
— Амазонки. В Канзасе. А говорят небось по-гречески.
Допущение казалось абсурдным — но не более, чем все происходящее.
— Лейтенант Гаррет!
Офицер подъехал и отдал честь.
— Вы же вроде греческий знаете?
— Классический, сэр. На котором Гомер писал. И то лишь чуть-чуть.
Бентон показал вверх.
— Скажите ей что-нибудь.
Гаррет, глядя на «амазонку», с запинками выговорил несколько слов. Женщина развела руками — дескать, не поняла, и снова прокричала непонятное.
— Капитан, я не… Знаете, это очень странно. Одновременно похоже на множество языков — и при том ничего не разобрать.