«Если», 2017 № 02 (249)
Шрифт:
— И этот анекдот я тоже знаю, — не обиделся Дмитрий. — А на Лабынкыре правда был. Озеро как озеро, хариус там хороший. А по-настоящему страшное место мы с братом только одно видели — Зашиверск. Это город, который еще в девятнадцатом веке вымер от оспы. Он тоже далеко, на Индигирке… В семидесятом году экспедиция Академии наук там копала, так двое оспой от мертвецов заразились и умерли, вот как. Один из них профессор был. Вот там жутко, хотя от города ничего и не осталось. Жутко…
Якут замолчал, глядя в пляшущий на ветру костер.
— Зря мы выпить не взяли, —
— Вернемся, будешь пить, — сказал Жемчужников. — А сейчас давайте по палаткам. Ты, Олег, иди к Дмитрию, а я с Колей. Вас разделить надо, иначе всю ночь грызться будете. Коля, уяснил?
— Яволь.
И Плужкин послушно полез в палатку.
3.
Проснулся Жемчужников от холода. Повертелся в спальнике, устраиваясь поуютнее, но теплее не стало. Тогда он открыл глаза и увидел оранжевый потолок палатки, освещенный японским фонарем. Фонарь валялся рядом, а вход в палатку был приоткрыт.
— Твою ж… — сонно буркнул режиссер и выполз из спальника. Стало еще холоднее. Плужкина рядом не было, его спальник лежал пустой, словно раскрытая устрица. Пошел отлить?
— Э! Коля! — негромко позвал Жемчужников.
Никто не отзывался.
Жемчужников, отчаянно зевая, выбрался из палатки и застыл. Вокруг был туман, какими-то шевелящимся обрывками полностью скрывший и тайгу, и реку, и даже соседнюю палатку. Судя по часам, было три ночи, но грязно-серый свет скорее намекал на раннее утро. Часы тем не менее шли, швейцарский механизм вряд ли сбоил…
— Коля! Плужкин! — крикнул режиссер.
«Лика пробирается через заросли, слышит в отдалении голос Громова.
ЛИКА
(кричит) Антон! Я здесь! Я иду, не бросай меня!».
В тумане слева зашуршали камешки под чьими-то ногами (лапами?!).
«Лика бросается бежать, неожиданно из-за ствола сосны появляется чучунаа».
Первой мыслью Жемчужникова было броситься обратно в палатку, словно тонкие полиамидные стенки могли его защитить. Но не успел он сделать и шага, как из обрывков тумана появилась фигура Дмитрия.
— Это вы?!
— Колю ищу, Плужкина. Проснулся, а его нет, — с облегчением сказал якуту Жемчужников. — А почему так светло? Три часа ночи на моих…
— Не знаю, — глухо отозвался Дмитрий, подходя вплотную. На лице якута, таком же грязно-сером, как и все вокруг, Жемчужников увидел… озабоченность? недоумение? страх?! — Не понимаю ничего. Никогда такого не видел.
— Где Олег?
— Спит Олег.
Жемчужников почувствовал, что дрожит от холода. Он нырнул в палатку, светящуюся мутным желтым пятном, вытащил куртку, натянул и застегнулся поплотнее. Якут стоял, не двигаясь, и вслушивался в туман.
— Плужкин! — снова крикнул режиссер. — Где тебя черти носят?!
Плужкин не отзывался, зато в зыбком киселе, в той стороне, где находился лес, раздался надрывный скрип и что-то тяжело упало. Дмитрий сорвал с плеча ружье — странно, как режиссер не заметил его раньше?! — и повернулся
— Деревья валятся, — растерянно прошептал толстяк.
— Как?!
— Не знаю.
— Может, м-медведь?! — глупо спросил Жемчужников, клацнув зубами.
— Какой к черту медведь…
Дмитрий не договорил, потому что из мглы на них бросилось нечто бесформенное. Одновременно с выстрелом из ружья оно врезалось в Жемчужникова и сшибло его на землю, оказавшись креативным продюсером Колей Плужкиным.
— Вы… вы… — трясясь и подвывая, приговаривал Плужкин. Якут силой отодрал его от режиссера:
— Я же застрелить тебя мог!
— Вот тут прошло, вот тут, рядом! — Плужкин пляшущей рукой показал, что заряд прошел мимо его левого уха. — Я пописать встал, вышел, смотрю — оно кругом… ну, туман… Зашел за палатку, а потом смотрю — палатки нету! Я побежал, споткнулся, упал, хожу туда-сюда, кричу — вас нету…
— Ты кричал?! — с недоверием уточнил Жемчужников.
— Еще как орал.
— И мы тебя звали…
— Не слышал я ничего, только как дерево в лесу повалилось.
— Тихо! — велел Дмитрий, поводя ружьем. Все трое прислушались — скрип и падения прекратились, пласты и ошметки тумана тоже замерли. Палатка, освещаемая изнутри фонарем, все так же мутно светилась.
— А где Олег? — прошипел креативный.
— В палатке.
— И что он, выстрела не слышал?!
Якут растворился в тумане. Жемчужников застыл, рядом с ним тяжело дышал Плужкин. Так они стояли, абсолютно не шевелясь, пока не вернулся Дмитрий и коротко произнес:
— Нету…
— Олега нету?! — не понял Плужкин.
— Ни Олега, ни палатки. Как ветром сдуло. Что делать будем?
— Я не понял! — взвизгнул креативный. — Что происходит?! Вы за нас отвечаете, Задерейко пропал, стреляете в меня… А теперь мы еще должны решать, что делать?!
— Стоп, Коля, — сказал Жемчужников. — Тут странное происходит. Лучше бы мы сюда не ехали, вернусь — морду набью Тариелу, а этого Иргына Гыргынова…
— Тихо! — опять предостерег якут. Жемчужников замолчал, снова в голову полезли фотографии трупов найденных дятловцев, безнадежно смотрящих в камеру пустыми глазницами. «Ни Олега, ни палатки. Как ветром сдуло».
Режиссер взглянул на часы: оказывается, прошло всего несколько минут с тех пор, как он проснулся в своем спальнике и выполз наружу. Вокруг лениво колыхался туман, со стороны леса опять раздался скрежет, как будто открылся огромный металлический люк с приржавевшими петлями.
«В Сунтаре мне рассказывали, что около вершины Вилюя есть речка, называемая Алгый тимирнить (Большой котел утонул), впадающая в Вилюй. Недалеко от ее берега, в лесу, находится в земле огромный котел, сделанный из меди; из земли высовывается один только край его, так что собственная величина котла неизвестна, хотя рассказывают, что в нем находятся целые деревья», — это писал еще в середине девятнадцатого века географ Ричард Маак, ходивший по этим краям. Не такой ли котел выдирался сейчас из земли, как в сценарии Иргенова?