Если кто меня слышит. Легенда крепости Бадабер
Шрифт:
На следующий день Карим подвёл к Борису своего сокамерника Нисмеддина, которого звали когда-то Василием Пилипенко и который был младшим сержантом Советской армии.
Пилипенко и Каримов в Афганистане служили вместе на одной заставе и были там, кстати, «на ножах», а теперь Мустафа, как мог, о Васе заботился. Младшего сержанта взяли в плен в ходе того же самого нападения на колонну, шедшую в Шинданд, только он, в отличие от Каримова, отстреливался, пока автомат не переклинило… «Духи» это знали и часто избивали Нисмеддина, в итоге даже лёгкое ему повредили. Он сначала всё время натужно кашлял,
Борис принялся лечить сержанта своими комочками, и через некоторое время тот, совсем уж было «доходной», воспрянул духом, даже кое-как разговаривать начал. И в благодарность, что ли, рассказал как-то Глинскому кое-что интересное:
— Слышь, Абдулрахман…
— Да ладно, зэмэля, зараз духыв нэ мае…
— Мыкола… Армян… Ну, Асадулло… Вин каже, що ты нэ якый ни граждански водий, а офицер-автомобилист.
— Тю?
— Та вин каже, що граждански водии гаечны ключи по-другому назвають… Вин сам до армии працював дальнобийщиком. Ну, воны там ключи по призвищу розлычалы — «фунт», «малыш», ще якысь. А вот офицерьё з автобату — ци як раз — по номерам…
— И що з того?
— Ну так… А вин щё чув, як ты с Абдуллой на якомусь чурэкском размовляли, но не лагэрном.
— Так цэ ж мы молитвы учимо…
— Вин каже, що вы щось тэмните…
— Та хто ж тэмнить? Армянин цэй злэ балакае. Коржа в мэнэ попросыв, а потим — цыгарку. Ну, я нэ дав.
— Дывысь, вин стукае.
Глинский и сам догадывался, что Асадулла регулярно «постукивает» охране. Идентифицировать рядового Ашота Маркаряна, естественно, было легче всего — по национальным, так сказать, отличительным признакам. Он действительно до армии работал «дальнобийщиком», неплохо зарабатывал и поэтому хотел от армии «откосить». Да, видно, накладка какая-то вышла, потому что вместо «откоса» загремел Ашот аж в Афганистан, в автобат. Прослужил он всего год, подвели оборотистость и стремление всюду делать маленький «гешефт». Его сдал «духам» знакомый дуканщик, которому тот время от времени завозил разный нехитрый товарец — типа консервов — на реализацию.
Этот Ашот, превратившись в Зангали в Асадуллу, почему-то искренне верил, что «духи» его пока проверяют, но потом заберут куда-то шоферить. К Борису он с самого начала относился враждебно — конкурента в нём увидел, не иначе…
«Надо бы с этой сволочью поосторожнее», — решил тогда для себя Глинский. Только, что значит поосторожнее? Держаться подальше? В тюрьме друг от друга не спрячешься…
К тому же Борис подозревал, что «стучит» не один только Асадулла. Сначала он подозревал в этом Абдуллу, но потом понял, что ошибался. Абдулла как раз и не пытался стать стукачом. Скорее наоборот, он спасал от расправы всех, кого мог. Частенько сам получал за это. Понятно, что и куда он получал?..
Кстати, четвёртого шурави Борис «опознал» как раз потому, что его пытался спасти Абдулла. Он рассказал Глинскому, что пленный по имени Файзулла сломал выжигатель, который вручил ему Парван. «Прораб» хотел, чтобы Файзулла выжег на деревяшке священную Каабу, даже картинку принёс. Подарить, наверное, кому-то хотел. Файзуллу
— Погоди-ка, — остановил Абдуллу Борис, у которого словно остановилось сердце. — Какую радиорубку?
— Ну которая здесь, в крепости, — пожал плечами Абдулла. — Она там, справа, на втором этаже. Рядом со складом, где инструменты.
— Здесь есть радиорубка?
— Есть. Я даже помогал электрику здешнему, ну этому, Хамиду, электропроводку там чинить.
— Починили?
— Починили… А что?
— Да ничего. И чего этот твой Файзулла?
— Он выжигать начал, а выжигатель — раз, и перестал работать. Файзулла говорит, что не ронял его. Аллах знает, почему работать перестал. А Парван Файзулле обещал: если поломает — «куклой» будет.
Борис во время этого разговора ремонтировал очередной джип. Машину в крепость приволокли всего на несколько часов, и оторваться от работы он не мог.
— Ладно. Иди, скажи своему Файзулле, чтобы он сюда выжигатель тащил. Гляну…
Абдулла убежал. А Глинский отёр рукой вспотевший лоб и устало прикрыл воспалённые глаза. «Радиорубка. Здесь все-таки есть радиорубка. Прямо в крепости. Это удача. Вот только… Работает ли она? И где же тогда антенна? И как попасть в эту радиорубку? Как мне хотя бы всего на несколько минут остаться там одному? Как?»
От этих мыслей его оторвали прибежавшие Абдулла и Файзулла. На обычно невыразительном лице последнего явно проступало выражение ужаса. «Выжигателем» оказался переделанный паяльник. Ломаться там, в принципе, было нечему. И действительно, проблема оказалась никакой — просто отошёл контакт. Борис поджал его и вернул выжигатель Файзулле:
— На. Сбегай, к розетке, проверь. Должен работать.
Файзулла убежал и через несколько минут вернулся счастливым:
— Работает! Выжигает!
— Ну и хорошо.
— Спасибо, Абдулрахман!
— Спасибо не булькает.
— А? Так я, это… Чего тебе за это сделать? Хочешь, отдрочу или там…
Бориса аж передёрнуло всего:
— Я тебе отдрочу! Ты давай, завязывай эти дела пидорные!
— Так я как лучше хотел… Отблагодарить…
— Как лучше он хотел… Скажи лучше, как звать тебя. Не «петухом» же кликать.
— Так это… Файзулла…
— Это пидорское имя. А нормальное, русское, помнишь?
— Имя…
— Ну да, имя. Как мама называла…
До Файзуллы дошло не сразу:
— Так это… Володя…
Глинский вздохнул:
— А откуда ты, Володя?
— Как? Ну камера, знаешь, рядом с вашей с Абдуллой, мы там вместе с Хафизуллой и Абдулсалимом… Ты приходи после намаза, пока не запрут… Тебя-то пустят…
Борис снова вспыхнул:
— Ну и дятел ты тростниковый, Володя… Я сам тебе сейчас так пущу! Родом ты откуда? Из какого города? В Советском Союзе?
— Из Иркутска…
В голове у Глинского словно учётные карточки зашелестели: Иркутск, Иркутск… Кто у нас из Иркутска? Всё точно сошлось: да, это действительно — Владимир Пермяков, сапёр. До службы учился в художественной школе… Ну да, да — отсюда и таланты к выжиганию. В плен попал по-идиотски — «деды» послали в дукан за «кишмишёвкой», он и пошёл… Вслух же Борис сказал: