Если любишь

Делайл Анна

Причесала Табиту француженка-служанка Гортензия, которая, как заверила ее Люси, лучше многих многоопытных модельеров Лондона. Служанка собрала волосы Табиты в узел на затылке, оставив по бокам несколько свободных завитых локонов, изящно обрамлявших лицо.

Люси, в новом платье, уже причесанная, перебирала цветущие веточки на ночном столике Табиты.

– Как ты думаешь, кто окажет тебе честь сегодня? – спросила Люси.

– О Господи, – вздохнула Табита. – Хоть бы никто из них мне больше ничего не присылал! –

Она подошла к столику и стала прикладывать букетики к корсажу. – Эти розовые бутоны от лорда Каннингема очень милые, но немного легкомысленные…

– Не нравится? – понимающе кивнула Люси. – Конечно, у половины дебютанток будут приколоты розовые бутоны…

– А вот розы мистера Коули мне кажутся чересчур крупными. Он подобрал их со знанием дела, но они слишком броские.

– Нет, не стоит их надевать, – согласилась Люси. – Лучше всего ландыши. Кто их прислал? Достопочтенный Максвелл? Ну что же, они очень подходят к твоему белоснежному платью.

Табита взяла небольшой букет прелестных белых лилий, поднесла к лицу и вдохнула едва уловимый аромат. Потом в нерешительности положила обратно.

– Может быть, эти? Мне не хочется никого из них ни поощрять, ни обижать.

В дверь постучали, и в комнату вошла леди Хантли, облаченная в ослепительной красоты бирюзовое шелковое платье, украшенное изящной брошью и в серьгах из аквамарина, с высокой прической в старинном стиле.

– Мама, ты великолепна, просто красавица! – чмокнула ее в щеку Люси.

– Да, мэм, вы очень красивы сегодня, – согласилась с подругой Табита. – Затмите многих молодых леди.

Леди Хантли рассмеялась.

– Ну уж нет. По крайней мере, с вами обеими, мои прелестницы, мне не сравниться!

А ведь и вправду прелестницы, с гордостью подумала она про себя. Люси сегодня была особенно хороша. Сегодня она сопровождала Табиту на ее первый в жизни бал.

И Люси, и Табита весь день были вне себя от волнения. Люси приехала несколько часов назад, и обе они, болтая, занялись проверкой бальных па, пока наконец графиня не отправила девушек отдыхать. Табита в своем белом бальном платье выглядела просто очаровательно, и леди Хантли подумала, что, может быть, Доминик наконец разглядит сокровище у себя под носом.

Тут она вспомнила, что держит в руке коробочку, и протянула ее Табите.

– Доминик просил меня передать. Каждой из нас он послал по букетику из нашего поместья. Ты любишь фиалки?

Табита открыла коробочку, вынула оттуда крохотные цветы и поднесла к лицу.

– Обожаю, – выдохнула она. – Какой аромат! Как это мило с его стороны, что он подумал о нас.

– Табби, это замечательно! Забудь про остальные букеты и приколи фиалки. В конце концов, у Доминика преимущество перед всеми.

Слова Люси заставили Табиту покраснеть, но она была слишком счастлива, чтобы скрывать

это. Она отыскала у себя на столике небольшую скромную брошь и приколола букетик фиалок к корсажу, после чего крепко обняла Люси, а затем и леди Хантли.

– Спасибо вам, – тихо промолвила она, – спасибо за все… – Голос ее дрогнул, и она замолчала. На глаза навернулись слезы благодарности.

Леди Хантли протянула ей носовой платок.

– Не надо, не надо, моя милочка, – ласково сказала она. – Не плачь, а то глаза опухнут и покраснеют.

Табита приложила платок к глазам и, совладав с собой, улыбнулась. Вскоре она вышла вместе с Люси в радостном настроении.

Они, как всегда, опаздывали, и Доминик с Пирсом довольно долго томились в Желтой гостиной на первом этаже, коротая время за бокалом вина. Наконец они услышали женские голоса и поднялись из-за стола, чтобы встретить дам.

Первыми вошли Люси с Табитой, следом за ними леди Хантли. Но Доминик видел только Табиту. Он глаз не мог от нее отвести и буквально лишился дара речи. Однако, приглядевшись к ней, насупился и повернулся к матери и сестре.

– Кому пришло в голову одеть Табиту подобным образом?

– Мне. И мадам де Вальме, – быстро ответила леди Хантли. Ей не понравился тон, которым был задан вопрос.

– Это платье выглядит неприлично, – резко бросил он. – Табита не может в таком виде появиться в свете.

– Доминик Риз! – возмутилась Люси. – Ушам своим не верю! Все женщины на балу будут выглядеть «неприлично», как ты соизволил выразиться, только потому, что у них хорошая фигура.

– Люси! Как можно так говорить! – сердито воскликнула леди Хантли, потрясенная вульгарностью дочери.

Однако Люси продолжила:

– У меня тоже «неприличное» платье, Доминик? А у мамы?

– Нет… мне так не показалось. Но ведь Табита моложе тебя.

– На несколько месяцев. Это так важно?

– Нет, конечно, но ты, Люси, замужем. А на Табиту будут пялиться все мужчины.

Табита не произнесла ни слова, к горлу подступил комок, сердце болезненно сжалось. Она не выдержала и опрометью бросилась вон из гостиной.

– Табита! – Доминик бросился было следом за ней, однако Люси успела поймать его за руку.

– Видишь, что ты натворил, безмозглый грубиян!

– Хватит! – не терпящим возражений тоном сказала леди Хантли. – Люси, пойди за ней.

Бросив на брата взгляд, полный презрения, Люси устремилась к двери, но Доминик опередил ее:

– Я сам схожу.

На осторожный стук Доминика ответа не последовало, и он приоткрыл дверь в комнату Табиты. Она сидела на кровати, накинув на платье халат и запахнув его у самого горла. Доминик прикрыл дверь и шагнул к девушке.

– Я приношу мои самые глубокие извинения за случившееся, – виновато проговорил он.